Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991

Вследствие этого у меня сейчас большое желание кого-нибудь полюбить и чтобы меня кто-нибудь полюбил. Желание вполне естественное и, казалось бы, не трудное, но между тем это не всем возможно… Ну, однако я пустилась в философию, это нужно уже предоставить Чижевскому, а мне ложиться спать, а то уж гудки где-то начали гудеть, да и трамваи скоро перестанут ходить. Ужасно не люблю, когда гудят гудки. Они зарождают во мне какие-то страшные мысли, какую-то тоску, и мне в это время вспоминаются какие-то, иногда невидимые, темные городские трущобы, грязные и гадкие, где гибнут человеческие души… Опять философия. Иван Демьяныч сказал нам сегодня на уроке, что теперь философов нет, что теперь нет такого человека, который мог бы охватить все науки, мог бы свободно делать суждения по всем наукам. Иван Демьяныч говорит, что быть философом теперь невозможно. А почему? Разве нельзя изучить все науки, существующие теперь? По-моему, можно. В моей горячей голове уже созревает фантазия о том, как я буду единым в мире философом. Но гудки, гудки, они меня раздражают, лучше я лягу спать и пожелаю себе спокойной ночи!

1 февраля, среда

Наступил уже февраль. Как быстро прошел январь! Скоро уж и весна! Быстро летит время, так быстро, что не заметишь, как и состаришься. Старость… страшное слово. Я бы не хотела быть старой, а хотела бы умереть еще до нее. Не люблю думать о далеком будущем, а тем более про старость.

Сегодня я ходила заниматься с отстающими учениками из I ступени. Занималась я с мальчиком и девочкой. Хорошего, конечно, ничего не вышло. Я прямо-таки не знала, что делать с ними. Читают они плохо, а как их выучить хорошо читать – не знаю. Заставляла их читать и составлять план. План они составлять тоже не умеют, но объяснить им это я не успела, потому что начались наши занятия. Плохо то, что заниматься приходится только каких-нибудь 40 минут, и конечно, за это время такая неопытная преподавательница, как я, ничего не может успеть сделать. Но я думаю, что привыкну. Следующее занятие в пятницу, и нужно к нему подготовиться, чтобы знать, что делать с учениками. В общем, мне это нравится, и тем более времени это занимает не много. Только вот каковы будут результаты этих занятий, вероятно, самые плохие.

Вчера у меня ужасно болело горло, и я уж думала, что совсем заболею. Но ничего, сегодня, кажется, совсем проходит. Завтра, по случаю какой-то учительской конференции, мы не учимся, и поэтому завтра я собираюсь на каток. Кроме того, завтра надо будет поработать по V теме по географии. Мне хочется написать эту тему очень хорошо, хотя я заранее знаю, что буду писать в последний вечер, и как напишу, неизвестно, но во всяком случае не на очень хорошо. Почему это всегда хочется получать самые хорошие отметки? Вот как, например, за сочинение по русскому я получила самую лучшую отметку в классе (и поэтому читала свое сочинение классу) и была очень довольна ею, и хотелось бы получать по каждому предмету такие отметки. А ведь, в сущности, эти громкие отметки радуют только их получающего, класс к ним равнодушен, или, вернее, класс нисколько не радуется за хорошего ученика. Об этом я сужу по себе. Когда кто-нибудь из девчат получает какую-нибудь отличную громкую отметку, то я совершенно не обращаю на это внимания, мне это безразлично. Все это я веду к тому, чтобы сказать, что мало получить хорошую отметку от преподавателя, нужно еще получить должную оценку со стороны товарищей и их уважение за хорошую работу. Но у нас этого нет, так как каждый считает, что он может сделать тоже не хуже, да только он не желает. Но, несмотря на это, приятно получать громкие отметки, хотя бы для собственного удовлетворения.

В настоящее время я читаю Тургенева, роман «Новь». Читаю я этот роман второй раз, но не без интереса. В романе этом мне попалось одно место, где Паклин говорит Нежданову про Соломина следующие слова: «Как это он славно улыбается! – Я заметил, так улыбаются только такие люди, которые выше других – а сами этого не знают».