Дневник доктора Финлея [сборник litres]

Таким образом, с самого начала Хислоп почувствовал силу духа Мэри. Но чем больше он узнавал о ней, тем больше приходил в изумление. Она ухаживала за своей матерью в долгие «критические дни». То же касалось и малыша – Мэри ухаживала за ним. Ее осведомленность была поистине удивительной. У нее было основополагающее знание, характерное для ребенка из трущоб, – незамутненное знание тайн жизни в смеси с невинным и возвышенным настроем ума. Эти широко раскрытые глаза мадонны на чумазом некрасивом личике хранили мудрость и чистоту веков. И более того, в них был бездонный источник любви.

Хислоп часто обсуждал это с викарием церкви Святого Патрика. Они были лучшими друзьями, отец Сканлэн и он. Они вместе играли в гольф на девятилуночном поле Ливенфорда, а потом, в клубе за чаем, разговор нередко заходил о Мэри Рейли.

– Она мать, – говорил Сканлэн, – идеальная маленькая мать. Вот сила, которая наполняет ее жизнь.

Молодой доктор действительно полюбил эту удивительную девочку, которая светилась в убогом окружении, как никем не замеченный редкий драгоценный камень в сточной канаве.

Когда Джози исполнилось шесть месяцев, Хислоп остановился у «лаза» в Колледж-Корт. Мэри, как обычно, была там – присматривала за ребенком.

– Кстати, Мэри, хочу тебе что-нибудь подарить, – без обиняков заявил доктор. – Знаешь, ты была такой молодчиной – помогала мне, как ты умеешь. Ну скажи, чего бы тебе хотелось?

Серьезно глядя на него, она улыбнулась. Никаких возражений, никакого застенчивого жеманства или просьб о шоколаде!

– Мне бы не помешала шаль, чтобы носить ребенка. И пара ботинок для меня самой.

Хислоп посмотрел на ее изодранный в клочья плед, на ее ужасные, вконец истоптанные ботинки. Не говоря ни слова, он ушел и купил ей шаль и пару хорошей крепкой обуви.

Целых два дня Мэри была королевой Колледж-Корта, в великолепной новой шали и великолепных новых ботинках, которые замечательно поскрипывали при каждом ее шаге. Затем, на третий день, то есть в понедельник, доктор увидел ее, с ребенком, у «лаза», в старой шали и в старых же ботинках.

– Что все это значит, Мэри? – строго спросил он.

– Они заложены, – просто объяснила она.

Его вдруг обдало жаром.

– Боже милостивый! Это все твоя мать…

– Нет-нет! – спокойно перебила его она. – Это я сама. Понимаете, Джози нужно было молоко. А мой отец был в баре «У слесаря» в субботу вечером. Поэтому я сдала их сегодня с утра.

Эти несколько слов, произнесенных без упрека, описывали картину, которую не приукрасишь. Всегда происходило одно и то же. Все, что дарил ей доктор, отправлялось по одному и тому же замысловатому пути. О деньгах, разумеется, и речи не могло идти; они попадали прямо в общий кошелек.

Следующим летом с помощью Камерона Хислоп устроил Мэри двухнедельный отдых в Ардбег-Хоум на побережье. Она была слабенькой, и такая перемена в образе жизни подготовила бы ее к зиме. Все было улажено, справки подписаны, бланки заполнены; затем в вечной своей спешке Хислоп, не подумав, дал ей деньги на железнодорожный билет, вместо того чтобы купить его самому.

Пока шли эти две недели, доктор часто представлял себе Мэри, греющуюся на солнышке у моря. В конце концов он заглянул к ней, чтобы узнать, как ей понравился отдых. Мэри не было дома – на порог вышла миссис Рейли, которая, увидев его, чуть не подпрыгнула.

– Хорошо-хорошо, – нервно ответила она. – Конечно, ребенку понравилась поездка.

– И она окрепла, похорошела?

– Да, все так и есть, доктор, дорогой.

– Ну, прекрасно! – искренне сказал Хислоп. – Скоро я узнаю, как ей там было. Я написал доктору в Ардбег, чтобы он прислал мне свой отчет.

У миссис Рейли отвисла челюсть, и она запричитала:

– О, доктор, доктор, дорогой, это все папа виноват. Пошел купить ей билет, ну, с самыми благими намерениями. Но его… черт его попутал. И он вышел из бара «У слесаря» без единой монеты. О, пожалуйста, пожалуйста, доктор, дорогой, не осуждайте нас, ради бога!

Мэри оказалась не ближе к Ардбегу, чем Колледж-Корт к Ливенфорду.

После этого Хислоп поклялся, что или как-то поможет Мэри, или разберется с происходящим. Он вцепился мертвой хваткой в Сканлэна, который и так был готов посодействовать. Он обратился к Чарли Крейгу, с которым учился в колледже, чей отец владел фермой под Эрнхедом. Это была прекрасная большая молочная ферма среди Очильских холмов.

Затем началось наступление. Бравый Пэдди, оказавшись во власти викария Сканлэна, был так заклеймен и запуган, что дал обет. Дух Терезы укрепили молитвами. Их детей-школьников помыли, окурили благовониями и одели с помощью церкви Святого Винсента де Поля. И наконец, сам Хислоп занялся вразумлением Мэри.

Почуяв неладное, она стала скрываться от него, оставив свою позицию перед входом в дом и увозя Джози в расхлябанной детской коляске подальше на лужайку.

– Ты уезжаешь, Мэри, – сообщил ей доктор. – Ты едешь за город. Ты едешь на ферму, лучшую в Шотландии, где станешь дояркой – ты понимаешь? – большой дородной дояркой, которая выпивает галлон молока в день.

Она посмотрела на него, потом на расшатанную коляску.