Да, несомненно, Дэви был обаятелен. Образованный, утонченный, убедительный, остроумный, он был восхитительным компаньоном. Мало-помалу Хислоп пришел к тому, что стал симпатизировать Дэви Мьюиру, восхищаться им и в конце концов полюбил его. И вот однажды днем, когда Дэви почти полностью пришел в себя и смог, шатаясь, встать на ноги, Хислоп собрался с духом для решительного шага.
– Дэви, – заметил он, – почему бы вам не воздержаться от выпивки? Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь.
Дэви коротко рассмеялся. С горечью, впервые отмеченной у него молодым доктором, он заявил:
– Лечение от Хислопа, да? Вы что-то незаметно бросаете мне в чай. Безвкусное. Без запаха. И я здоров на следующее утро. Замечательное предложение, хотя бы своей новизной!
Хислоп покраснел:
– Я просто подумал, что…
– Плохо подумали, мой друг, – смягчив тон, прервал его Дэви. – Это все пустое. Думаете, я раньше ничего не пробовал? У меня была дюжина докторов – в Эдинбурге, Лондоне, в Берлине даже. Я бывал в санаториях, пока они мне не осточертели. Я перепробовал все. Но это бесполезно. Пьянство укоренилось во мне. Теперь это я. Я прогнил от него. Насквозь, слышите? – Его голос зазвенел. – Я пьянчуга, заматеревший, убежденный пьянчуга. Когда у меня получится выйти из этого дома, я отправлюсь в паб Пэта Марни. Развлекать молодежь. Пока я полупьян, я рассказываю им непристойные французские анекдоты. Когда я пьян, я довожу парней до конвульсий греческими эпиграммами. Я им там нравлюсь, и они мне нравятся. Именно когда я пьян, это понятно? Во всяком случае, туда я и отправлюсь, как только вы уйдете. Я буду сидеть там и выпивать до последнего пенни в кармане. Если повезет, я продержусь полгода, до очередной белой горячки.
Повисла тяжелая тишина. Затем Хислоп сказал:
– Если так, Дэви, то, полагаю, мне тут больше нечего делать.
И он вышел из комнаты.
Разумеется, все произошло именно так, как предсказывал Дэви. Часом позже распахнулись гостеприимные двери паба «У Марни», и Дэви Мьюир вошел туда.
Наступил вечер. Верфь опустела. Молодежь наполнила паб. Клепальщики, слесари, разнорабочие – все они радовались возвращению «нашего Дэви». Алкоголь мягко и щедро пропитывал измученную жаждой плоть. Дэви сиял. Вокруг него раздавались взрывы хохота. А в час закрытия Дэви двинулся домой и мертвецки пьяный упал на кровать.
На следующее утро погода выдалась великолепная. Он встал поздно и отправился к Марни за глотком спиртного. Вдоль набережной дул легкий ветерок, небо было голубым, тепло светило солнце. День – на радость сердцу.
Завернув за угол, Дэви услышал, как кто-то окликнул его. Это была Кейт Марни, толстая жена Пэта, вся такая нарядная. Она с гордостью произнесла:
– Вы не пройдетесь с нами, мистер Мьюир? Я вот с дочкой гуляю, с Рози. Она домой из школы приехала.
– Извините, миссис Марни, – хрипло сказал Дэви.
Свет резал глаза. Он чувствовал себя невыносимо больным, умирающим от желания выпить. Он смутно припомнил, что слышал о дочери Пэта, его единственной дочери Рози, которую отправили в монастырскую школу. Он повернулся и посмотрел на нее. Его взгляд впитал в себя ее ясную юную красоту. Затем Дэви уныло потупился.
– Прекрасное утро для прогулки, – пробормотал он. – Простите! У меня назначена встреча.
И он быстро зашагал прочь, прямо к пабу.
Слушая Пэта, который был полон эмоций по поводу возвращения дочери, Дэви медленно выпил виски.
– Ей исполнилось семнадцать, Дэви, мой мальчик, но она невинна, как ребенок. Разве ты не видели ее, когда проходил мимо? Клянусь, она прекраснее цветка.
– Она прекрасна, – тихо подтвердил Дэви. – Прекраснее розы. – И он пробормотал: – Из монастыря всю росу сюда принесла…[32]
Пэт просиял:
– Очень подходящие тут эти слова. Очень даже ценные для ее отца. Ну что, еще налить, мой мальчик? Прими за счет этого дома по такому поводу.
– Позже, Пэт. Позже. Только не сейчас.
Дэви вышел, пытаясь собраться с мыслями. Он перешел дорогу и встал на противоположной стороне. Через час Роза и ее мать вернулись. Девушка увидела его, одарила мимолетной улыбкой узнавания, а затем ушла. Его сердце снова учащенно забилось. «Почему я не умер?» – со стоном подумал он.
Он отправился домой, в свое жилище. Наконец-то это случилось с ним – он влюбился. Она была милой, невинной, прелестной, и ей было семнадцать. Ему – тридцать четыре, и он был пьяницей. Он долго сидел. И думал, думал. Грязь и убожество комнаты приводили его в бешенство. Он встал, пинком опрокинув стул.
Внезапно он закричал в безумной решимости:
– А почему бы и нет? Я могу это сделать, если захочу. Я никогда раньше этого не хотел! А сейчас хочу!
Дэви схватил шляпу и почти бегом припустил к Арден-Хаусу. Он ворвался в приемную Хислопа.
– Доктор, я готов! – воскликнул он. – Я отказываюсь от выпивки. На этот раз навсегда, понимаете? Вы поможете мне, как предлагали?