Дневник другого измерения

Уже через минуту, я выглянул из палатки и огляделся по сторонам. Так, в столовой под навесом, я увидел замполита. Он играл в шахматы, а вокруг шахматной доски, между тем, собрался весь постельный режим, кухонный и суточный наряд в полном составе. Я совсем не удивился тому, что все оставшиеся на стрельбище бойцы, вдруг заинтересовались шахматами.  Мне тоже, резко захотелось понаблюдать за игрой, и я короткими перебежками направился к столовой. Как не крути, а столовая в тот момент, была самым безопасным местом в округе. И еще по пути к столовой, я обратил внимание, что озноба уже нет, его как рукой сняло. Известно, чьей рукой. А через несколько часов, выяснилось, что и температура прошла. Вот такие животворящие персты у нашего ротного.

Болит нога. Загноился небольшой порез. Этой случайной болячкой я обзавелся еще до отъезда, в казарме. Не суть важно, как она появилась, а проблема в том, что эта мелкая царапина, чуть ниже голени, превратилась в гнойник, и не хочет заживать уже больше двух недель. И что я только с ней не делал, и зеленку в санчасти брал – мазал, и подорожники прикладывал, и как бабушка в детстве учила – мочился на рану по несколько раз в день. Ничего не помогает.

Едем дальше.

 27 октября.

Вчера, Витя Табун предложил поиграть в составление слов как в телевикторине “Звездный час”. Смысл игры такой: кто составит больше слов из одного слова, тот и выиграл. Всем понравилось – все играют. Сегодня в эту игру, играет уже пол-вагона.

1 ноября.

Сегодня днём проезжали станицу Кавказскую. К всеобщему удивлению и радости, поезд остановился прямо напротив людного вокзала. За все время, проведенное в пути, такого еще ни разу не случалось. Мы всей гурьбой вывалили из вагона и закурили. Но, счастье длилось не долго, поскольку офицеры тут же стали загонять нас обратно в вагоны. Так, что очень скоро, побросав окурки, мы вернулись на свои места. На перроне остался только один Андрюха, ведь эта станица была его родиной. Здесь он родился, вырос, а потом и в армию призывался.

Я наблюдал за Андрюхой через окно. Смотрю, стоит такой, руки скрестил на груди и по сторонам смотрит, дескать: “Вот он я, приехал!”. Но его никто не узнаёт, и никто к нему не подходит. И от этого, его лицо стало мрачнее грозовой тучи. А когда поезд тронулся, Андрюха демонстративно сплюнул на перрон и запрыгнул на ступеньку вагона. В этот момент его глаза стали заметно влажными.

– Хоть бы одна сука подошла. Хоть бы кого встретил, – дрожащим от волнения голосом молвил он, возвращаясь в купе.

Пока поезд, неспешно стуча колёсами, ехал по Станице увозя нас прочь в неизвестное будущее, Андрюха успел немного рассказать о своей прошлой жизни и показать нам школу, а также парк, где с девчонками гулял. А потом он замкнулся в себе и до вечера ни с кем не разговаривал.  Досадно и обидно.

С одной стороны, Андрюху жалко, а с другой можно позавидовать тому, что он увидел родные края. Мы все давно не были дома, а об отпуске можно было только мечтать.

Те счастливчики, кого все же отпустили в отпуск, обратно в часть не вернулись. Исключением был только повар Данила, то есть Данилов Артем из Челябы. Он единственный, кто отгулял свой отпуск и вернулся на службу как и положено. А из-за тех козлов, кто не вернулся, нас даже в увольнения перестали отпускать. Я даже забыл, как выглядит увольняшка. Что это такое и кто ее выдает.

Увольнительных дней в части не было, зато самоходы были более чем доступными. Уходили из части целыми отделениями и, на несколько суток.  Я, например, умудрился на сутки из Тулы смотаться в Москву, но это уже отдельная история.

Однако, ни один самоход не сравниться с законным увольнением.  И я не знаю, как бы поступил на месте Андрюхи. Возможно я, или кто-нибудь другой, в тот момент, когда поезд тронулся, вместо того, чтобы запрыгнуть в вагон, ломанулся бы прочь. Один только Андрюха знает, что его удержало от дезертирства.

Транзит через станцию «Кавказская», был замечателен еще и тем, что Пескарь, пока поезд стоял у вокзала, умудрился поменять у прохожих три, сэкономленных нами, банки консервов на бутылку водки.  При этом ему удалось совершить выгодный обмен, выдав одну из банок, в которой была рисовая каша, за банку с говядиной. Ведь банки с кашей были без этикеток и по внешнему виду, для незнающего человека, не отличались от банок с тушёнкой.

Вечер удался и всё наше купе, быстро охмелев, дружно подбадривало загрустившего Андрюху.  Но хмельное настроение быстро закончилось, и   мы снова едим в неизвестность, погрузившись с головой в свои мысли.

 2 ноября.