На Ленгорах дул ветер, несмотря на середину сентября, пахло зимой. Вдруг налетела черная туча и просеялась мелкой белой крупой. Ветер подхватил ярко-желтые березовые листочки и понес вместе с белоснежными крупинками по всей притихшей внизу Москве. Белое с желтым, праздничное, трепещущее покрывало укутало на несколько минут весь город. Туча, словно орел, выронивший добычу, покружила над Лужниками и умчалась. Нарядное ярко-желто-белое покрывало распалось на глазах.
– Не знаю, кому ты или твой папаша перешли дорогу, но в универе тебе не удержаться. Поступила просьба не засчитывать тебе курсовую, а если прорвешься – заваливать в первую сессию.
– Откуда? Из Кремля? – фыркнула по привычке Алла.
– Не знаю, но или попробуй как-нибудь это решить, или не трать времени зря, переводись прямо сейчас на другой факультет.
– Хорошо. Я это разрулю.
– А вообще-то как ты?
– Отлично, лучше не бывает. А ты?
Константин вздохнул:
– Скучаю. Иногда.
– А я никогда, – зло засмеялась Алла и вдруг подумала, что ее битва с ненавистью охватывает все стороны ее жизни, поэтому запнулась и неожиданно для самой себя сказала: – Ладно, я не хотела. Спасибо, что предупредил. Извини за грубость.
– А ты знаешь, кто это?
– Знаю, – вздохнула Алла. – Но тебе не могу сказать. Мне пора.
Она посмотрела на него. Он постарел за этот год. Обрюзг, раздался и осунулся одновременно. «А разве тридцать семь – это возраст? Моя Стёпа была обворожительна и в сорок». Алла быстро потянулась и крепко поцеловала Константина в губы, ей хотелось проститься по-хорошему и чтобы он никогда не забыл это прощанье. Она хотела запечатлеть этим поцелуем свою власть над ним на веки вечные.
«Какой же мерзавец этот Каха, – раздумывала Алла, направляясь к дому. Возвращаться в универ не имело смысла. – Обложил по всем фронтам. Но у прамачехи он меня не достанет. А на универ плевать. Переведусь в педакадемию. А если он меня и там найдет? Вот мстительная сволочь. Уйду на вечерний».
Через неделю за ужином они снова и снова обсуждали это на семейном совете. Лина Ивановна кормила их с Ильей фирменными оладьями. Чудесный семейный ужин, где все друг другу не родня. Алла смотрела на Илью и сомневалась, хотя роковые слова и были сказаны, не признаться ли ему во всем. При его благородстве он может помочь ей безвозмездно.
Они вышли из подъезда вместе, Алла с Тарзаном проводила Илью до машины, так и не сказав правды. Возвращаясь во двор, она заметила на углу знакомый силуэт. Они не виделись с Кахой почти два месяца. Сердце екнуло и бешено заколотилось: «А может, я не права? Может, надо сказать совсем другую правду и другому мужчине?»
Он шагнул ей навстречу. Статный, красивый, хищный.
– Думала, не отыщу? Играешь в беглянку? Садись в машину, поговорим.
– Нет. Не сяду, говори так, – непонятно чего испугалась Алла.
– Боишься меня? – усмехнулся Каха. Он и сам не знал точно, зачем приехал. Просто без этой шальной девчонки он не мог спать.
– Да, боюсь, – просто сказала Алла.
Пошел мелкий дождик, и она отступила под каштаны. От них исходили сила, безопасность и отстраненность достоинства. Достойная отстраненность от суетного мира города.
Каха шагнул следом.
– Ладно. Я прощаю тебя. На первый раз, – снисходительно обронил он.
– Зато я не прощаю. – Алла ощутила, как волна обиды ударила в сердце, словно в топку плеснули бензина.
– Приглашение не повторяется, – пригрозил Каха, все еще не зная, как вывернуться из этого положения и не стать просящим.
– Я поняла, – серьезно ответила Алла. Она смотрела на него и чувствовала, что соскучилась, что ее тянет дотронуться до его сильного, мускулистого тела и легонько куснуть его, нежно обкусать со всех сторон, оставляя легкие следы зубов.
– Ты все равно ко мне вернешься, если захочу, – тупо продолжал наступать он, уже понимая, что просить придется, и приходя от этого в бешенство.
– Захоти, только я не вернусь. Я уже вернулась, но не к тебе. – Алла разозлилась на эту незримую агрессию и ответила гораздо жестче, чем собиралась.
– К армяшке своему недоделанному? – Каху понесло. – А он знает, что ты со мной отлучалась в постельку на пару месяцев?
– Знает, – отрезала Алла.
– Ой ли.
Они стояли, немного набычившись, друг напротив друга под каштанами и напряженно рассматривали один другого, словно видели впервые. Ветки каштанов раскинулись плотными ярусами и полностью улавливали дождь. Вокруг было уединенно и сумрачно, словно их специально отгородили от остального мира.
«Я не люблю эту дрянную девчонку, – думал Каха, разглядывая Аллу. – Я просто не могу без нее спать. И я не позволю с собой, мужчиной, так обращаться. Достаточно одной злой курицы в моей жизни. Женщины. Такие уступчивые, такие податливые и такие ненадежные. Эта строптивая девчонка не смеет… Ничего, я возьму за шелковое горлышко эту маленькую птичку и легонько сдавлю».
«Эх, какой же ты дурак, хоть и супермен, – думала Алла, разглядывая Каху. – Не знаешь, какой дивный секрет ты упустил сейчас. Мальчик родится темненьким, и Илья темненький. Не знаешь и никогда не узнаешь, чего сейчас лишился. Очень хорошо».