О, как мне тяжело!»
Самое удивительное: здесь были те несколько слов, что я когда-то в порыве раскаянья послала Канэиэ. «Отчего это?» - подумала я и спросила:
- Не господин ли это из дворца Хорикава?
- Да, это послание Первого министра. Был человек из его свиты. Он было пришел в вашу усадьбу, но там ему сказали: «Не изволит быть». Однако же он оставил послание, заметив: «И все-таки, обязательно передайте».
Больше всего меня удивляла мысль о том, каким образом он услышал мое стихотворение. Я опять стала со всеми советоваться, и мой старый отец, выслушав меня, смущенно заметил:
- Очень неудобно получилось. Надо было ответить сразу, отдав свое письмо тому члену свиты, который принес послание.
Тогда я, хотя и не считала это своей небрежностью, ответила очень, видимо, неучтивым стихотворением:
Одна из моих дам заметила мне:
- Ответ на это стихотворение он решил написать сразу же. До середины написал, а потом молвил: «Никак не получается концовка». Прошло долгое время, пока он решился.
Моему сыну срочно поручили наблюдение за танцовщиками, сказав при этом, что послезавтра - специальное празднество.
По этому случаю пришло редкое послание от Канэиэ. «Что еще нужно сделать?» - спрашивал он, присылая все, что было необходимо сыну.
В день последней репетиции от него принесли еще одно письмо: «Сейчас я не у дел из-за осквернения, поэтому не могу приехать во дворец. Я думал прибыть к вам и проводить сына, но ты вряд ли подпустишь меня к дому. Я в нерешительности: как мне быть?».
Растерявшись при одной только мысли, что Канэиэ сейчас может прибыть сюда, я велела сыну:
- Быстро одевайся и поезжай к отцу!
Так я подгоняла его, а когда сын уехал, тотчас же залилась слезами.
Встав рядом с сыном, Канэиэ заставил его повторить танец, а потом отправил во дворец.
В день, когда наступил праздник, я выехала из дому, рассчитывая увидеть процессию. На северной стороне дороги, особенно не бросаясь в глаза, стоял экипаж, крытый бетелевыми листьями. Сзади и спереди занавески у него были опущены. Спереди из-под занавеси выглядывал тяжелый тканый рукав фиолетового цвета[27]
поверх чистых полотняных облачений. Глядя на этот экипаж, я решила, что он женский.Из ворот дома, что стоял позади экипажа, к нему церемонно вышел придворный шестого ранга, опоясанный большим мечом, и, преклонив колени перед тем, кто находился внутри, что-то сказал. Когда я, удивленная зрелищем, присмотрелась внимательно, то увидела, что возле кареты, к которой тот подошел, стояло несчетное количество чиновников высокого ранга в красных и черных одеяниях.
- Если хорошенько присмотреться, там есть люди, которых нам приходилось видеть, - сказали мне.
Церемония закончилась раньше, чем всегда; все, кто сопровождал кареты высшей знати, должны были видеть это окружение; задержавшись там, они столпились в одном и том же месте - возле экипажа Канэиэ. Сын, которым были заняты все мои мысли, выглядел с сопровождающими его людьми просто великолепно, хотя и был вызван внезапно. Люди из высшей знати, как это было принято, протягивали ему фрукты и другие дары, что-то говорили, - мое материнское самолюбие было удовлетворено. Кроме того, случилось так, что мой старомодный отец, не осмеливаясь смешиваться с высокопоставленными, находился среди тех, чьи одежды были цвета желтой розы[28]
. Канэиэ заметил его, извлек из числа мелких чиновников и послал в свой дом за сакэ, а потом наполнил для него керамическую чарку. В тот самый момент, когда я это увидела, не возликовало ли мое сердце?!Некоторые уже намекали сыну:
- Ну, наверное, уже пора! - и были женщины, которые добивались его. Сначала он написал той, что жила в районе Восьми мостов:
Ответа на этот раз, как будто, не было, и он снова написал:
Теперь ответ пришел:
Письмо было написано переписчиком. Юноша ответил:
На послание ответили: