Дневник его любовницы, или Дети лета

– Нет, – ответил я. – У меня в библиотеке есть пара его книг, но фотографии автора там нет. Моего прадеда я в лицо не знаю. Знаю только, что он сошел с ума и застрелился.

– Ты в этом уверен? – спросил Егор.

Я удивился.

– В том, что он застрелился?

– Нет, в том, что он сошел с ума. Может, ему просто не повезло с женой и любовницей?

Я молча кивнул. Вполне возможно. Моя судьба вообще как-то удивительно пересекается с судьбой прадеда. Просто позор, что я так мало о нем знаю.

– Зачем она все забрала? – спросил я. – Дневник, фотографии, пистолет… Улики уничтожала?

Егор почесал в затылке. Ответил медленно, тщательно подбирая слова:

– Просто человеку с… обычным воображением, не отравленному наркотиками, все эти вещи показались бы…

Егор остановился, поискал слово.

– Смешными? – подсказал я, криво усмехаясь.

– Неубедительными, – смягчил Егор. – И подозрительными, конечно… Саша услышала наш разговор, поэтому поторопилась все унести. До моего прихода.

– А как она открыла дверь? Я же помню, что запер кабинет! Связка была у меня в кармане!

– У кого были вторые ключи от дачи? – напомнил Егор.

Я снова кивнул. Ну, да. Вторые ключи от всех дачных замков были у моей жены. Как и полагается во всех приличных семьях.

– Кстати, Глеб рвался тебя навестить, но я попросил его немного подождать, – продолжал Егор. – Не знаю, захочешь ли ты сейчас с кем-то общаться…

– Путевку на Красное море организовали тоже они? – спросил я.

– Они, – подтвердил Егор. – Глеб был единственным человеком, к которому ты мог обратиться в трудную минуту. Они хотели тебя полностью изолировать.

– Они не знали, что есть еще ты.

Егор скупо улыбнулся.

– Да уж, – подтвердил он. – Не думали, не гадали… Я получился незапланированным препятствием.

Я поставил локти на колени и подпер щеки обеими руками.

– Даже не знаю, как бы со мной было, если бы ты побежал тогда в другую сторону, – сказал я тихо.

– Но я побежал туда, куда надо, – мягко ответил Егор.

– Думаешь, это случайность? – спросил я.

Егор с легкой улыбкой посмотрел на меня.

– По-моему, ты начинаешь верить в бога, – сказал он.

– Не знаю, – ответил я. – Правда, не знаю.

Мы снова замолчали.

– Сюда несколько раз приходил местный священник, – проинформировал Егор после небольшой паузы. – Отец Михаил, кажется… Ты его знаешь?

– Видел один раз, – ответил я равнодушно. – Что ему было нужно?

– Он за тебя беспокоился, – ответил Егор. – Говорил, что ты очень плохо выглядел, он боялся, как бы чего не случилось. Говорил, что как-то приходил, стучал в ворота, но ему никто не открыл.

– Я не дополз, – объяснил я. – Свалился без сознания.

– Он на этом не успокоился. Узнал твой домашний телефон, дозвонился твоей жене. Она сказала, что все в порядке…

Егор споткнулся и замолчал. Молчал и я, потому что сказать больше было нечего.

Впрочем, был один вопрос, который меня волновал. Волновал гораздо больше, чем все остальное. Может быть, это было единственное, что еще могло меня волновать.

– Зачем они это сделали? – спросил я очень тихо.

Егор долго молчал. Потом закинул ногу на ногу, обхватил ладонями колено и неохотно сказал:

– Бог их знает… Наверное, имели к тебе претензии морального порядка… Или материального. А может, и те, и другие вместе взятые.

Он пожал плечами и резюмировал:

– Дети лета! Я же тебе говорил: у водных знаком со Львами полная несовместимость!

Я встал со скамейки и пошел к машине.

– Ты куда? – окликнул меня Егор.

– Куда угодно, – ответил я, не оборачиваясь. – Оставаться здесь я не могу.

Я перебрался в гостиницу.

День мой проходил размеренно: от одного приема лекарств до другого.

Спал я исключительно со снотворным, перед любым приемом пищи забрасывал в рот горсть таблеток, а в промежутках поедал оставшиеся препараты.

Работать я перестал давно, и даже не потрудился перетащить с дачи в гостиничный номер свой верный «Пентюх».

Чего зря таскать?

Мозг одеревенел, покрылся густой пыльной плесенью и перестал требовать подпитки. Я больше не покупал книг и давно перестал интересоваться тем, что происходит вокруг меня.

Я даже на улицу выходил редко, как пугливый домашний кот.

После двадцати пройденных шагов у меня обычно начиналась одышка, сердце выбивало дикие неровные ритмы, и я тут же начинал озираться в поисках ближайшей лавочки.

Сидеть на лавочке было скучно, потому что общаться с самим собой, как раньше, я не мог, а знакомиться с новыми людьми для меня было еще мучительней прежнего.

Я медленно, но неуклонно деградировал.

Впрочем, догадался я об этом только тогда, когда меня неожиданно навестил мой издатель.

Я забыл о нем так же прочно, как обо всей моей прошлой жизни. Все осталось за далеким нереальным горизонтом: ежедневная работа, приличные гонорары, литературные премии, благодарные поклонники и насупленные критики…

Когда кто-то постучал в мою дверь, я решил, что пришла горничная с ежедневной уборкой.

Открыл дверь и застыл, увидев вместо нее человека, с которым был когда-то связан приятельскими и деловыми отношениями.

Человек смотрел на меня широко раскрытыми глазами, и в его зрачках отражался обрюзгший неопрятный мужчина, одетый в неотглаженные джинсы и помятую майку.