Читаем Дневник гауптмана люфтваффе. 52-я истребительная эскадра на Восточном фронте, 1942–1945 полностью

Еще на немецкой стороне мы поднялись к нижней кромке облаков, а затем на большой скорости спикировали через линию фронта. В течение приблизительно десяти минут мы патрулировали параллельно фронту в трех километрах в глубине русской территории. Затем мне показалось, что как будто две тени приближаются к нам с востока. Это были два вражеских самолета, потому что только русские могли так беззаботно носиться в воздухе. Мы пропустили их сверху и держались практически чуть выше земли, пока оба самолета не оказались над немецкой территорией.

Это были два Яка. Их пилоты или не знали, что они уже пересекли линию фронта, или же были «экспертами»[71], чувствовавшими себя очень уверенно. Обе машины продолжали двигаться на юг, в глубь немецкой территории. Тогда мы предприняли нашу первую атаку. Они, должно быть, увидели нас, потому что начали разворачиваться. Несмотря на высокую скорость, я все же зашел в хвост русскому ведомому. Когда я открыл огонь, все три моих «ствола»[72] отказали. Русскому повезло! Я не мог заставить Томаса стрелять по вражеским машинам, вероятно, он не слышал моих команд.

Другой русский развернулся и теперь был позади нас, но все еще слишком далеко, чтобы открыть огонь. На высоте 300 метров начался бой. Русские летать могли, это я отметил сразу же. В то время как мы продолжали преследовать первый самолет, второй становился все ближе. Ситуация не была безопасной для нас. Я перезарядил свое оружие и встряхнул машину. Затем я снова поймал русского в прицел. И еще раз оружие отказало. Проклятье! Какое невезение!

Я крикнул Томасу, чтобы он оставался за противником и, если возможно, сбил его. Сам же я отвернул на юг с набором высоты. Второй русский остался за моим ведомым. Когда он пролетел мимо меня, я пошел вверх и по крутой спирали поднялся к нижней кромке облаков. Даже если мое оружие отказывалось стрелять, я хотел, по крайней мере, присутствовать при том, как мой ведомый одержит победу, и помочь ему, если будет необходимо. И последнее потребовалось чертовски скоро.

Сидевший у Томаса на хвосте русский был все ближе. Я должен был попытаться вынудить его отвернуть прежде, чем он откроет огонь. Я спикировал и подлетел так близко, что мог ясно видеть пилота, поворачивавшегося в своем кресле. Когда он увидел меня, то так испугался, что резко перевернул свой Як на спину и начал выполнять полупетлю на недопустимо малой высоте. Русский пилот, должно быть, сразу же понял, что попал в безнадежное положение.

Он отчаянно пытался выровнять самолет, но земля приближалась слишком быстро. Оставляя позади себя плотный инверсионный след, русский мчался к земле. Он мог бы даже завершить маневр, если бы не маленький холм. Я не последовал за русским, а просто выполнил вираж со снижением, и наблюдал за тем, как тот, ударившись о землю, проскользил приблизительно 50 метров и, наконец, врезался в сельский дом.

Набирая высоту, я видел, что над разрушенным домом поднялось пламя и начало распространяться назад по следу, оставленному потерпевшим катастрофу самолетом. Очевидно, топливный бак русского лопнул, когда самолет ударился о землю. Когда машина взорвалась, натолкнувшись на дом, топливо вспыхнуло.

Тем временем Томас присоединился ко мне. Мы сделали два круга над горящим домом. Когда мы полетели назад на свой аэродром, никаких признаков другого русского уже не было.

Вскоре после полудня Томас и я снова поднялись в воздух. На сей раз мы летели в составе звена из четырех самолетов. Вместе с нами была пара из 4-й эскадрильи. Скоро после взлета мы вступили в ожесточенный бой с шестеркой ЛаГГ-5. Мы нечасто сталкивались с этим типом истребителей, но приятели со звездообразными двигателями были не слишком полны сочувствия к нам. Десять самолетов вертелись и крутились в воздухе. Практически немедленно наше звено распалось. Каждый должен был сражаться сам за себя и соответственно защищаться также сам.

Томас летал среди русских словно сумасшедший. Он стрелял из самых невозможных положений, и я не мог удержаться от мысли, что он нажимает на спуск, просто чтобы придать себе смелости. Но там были и другие, опытные летчики-истребители, которые делали то же самое.

Перейти на страницу:

Все книги серии За линией фронта. Мемуары

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное