Дневник горничной

Вблизи Жозефа, мои чувства возбуждаются, бурлят, как еще никогда в присутствии мужчины. Во мне просыпается желание, еще более острое, более мрачное и настойчивое, чем даже то, которое довело меня до преступления, в объятиях Жоржа… Это что-то такое, чего я не могу точно определить, но что овладело мной всецело, моими мыслями и чувствами, что будит во мне незнакомые, дремавшие инстинкты, не разбуженные еще ничьей любовью, никаким сладострастием… И я дрожу вся с головы до ног, вспоминая слова Жозефа:

— Вы похожи на меня, Селестина… Ну, конечно, не с лица!.. Но наши души схожи… походят одна на другую…

Наши души!.. Возможно ли это?

Чувства, которые я испытываю, так новы, так властны и так сильны, что не оставляют меня ни на секунду… и я постоянно ощущаю тягость их обаяния… Тщетно я стараюсь занять ум мой другими мыслями… Пробую читать, гулять по саду, когда нет хозяев, усердно предаваться чинке белья, когда они дома… Невозможно!.. Все мои мысли летят к Жозефу… И он овладел не только моим настоящим, но и прошлым… Он так заслонил собой все мое прошлое, что я вижу только его одного… И все остальные лица, которых я знала, бледнеют, стушевываются, исчезают…

Клеофас Бискуйль, г. Жан… г. Ксавье…

Вильям, о котором я еще не говорила… даже г. Жорж, любовью которого, казалось мне, душа моя уже отмечена навсегда, как отмечается раскаленным железом плечо каторжника… И все прочие, которым я добровольно, радостно, страстно отдавала немного или много самой себя… мое трепещущее тело и исстрадавшееся сердце… Все они теперь превратились в тени!.. слабые, расплывчатые тени, едва видные, от которых скоро останутся лишь одни смутные воспоминания… забытые, туманные, которые рассеются, как дым…

Иногда на кухне, после обеда, я начинаю разглядывать Жозефа, его преступные рот и глаза, тяжелые скулы, низкий, шероховатый лоб, где ложатся от света лампы темные тени, и говорю себе:

— Нет… нет… это невозможно… Я сошла с ума… Я не хочу… не могу любить этого человека… Нет!.. нет… это невозможно…

И однако это возможно и существует…

И наконец нужно, чтобы я сама себе в этом призналась… чтобы я прокричала самой себе… Я люблю Жозефа!..

Ах! я теперь понимаю, почему никогда не нужно смеяться над любовью; понимаю, что существуют женщины, бросающиеся с бессознательностью преступниц, повинуясь неодолимому влечению, в объятия негодяев, чудовищ, и задыхающиеся в них от безумного восторга!..

Жозеф взял у барыни отпуск на неделю, и под предлогом семейных дел едет завтра в Шербург. Решено — он покупает маленькое кафе… Только в продолжение нескольких месяцев, он не будет заведывать им сам. У него есть там надежный приятель, который пока берется за дело…

— Понимаете? — говорит он мне… — Сначала надо его перекрасить… отделать заново… чтобы выглядело красиво; сделать новую вывеску золотыми буквами: «Кафе Французской Армии!»… Я не могу сейчас уйти с места… я не могу этого сделать…

— Почему так, Жозеф?..

— Потому что этого теперь нельзя…

— Но когда же вы совсем уйдете?..

Жозеф чешет затылок, бросает на меня мрачный взгляд и говорит:

— Этого я… не знаю… Может через полгода… может позднее… может гораздо позже… Нельзя знать… Это зависит…

Я чувствую, что он не хочет говорить, тем не менее настаиваю:

— Зависит от чего?..

Сначала он не решается мне отвечать, потом говорит таинственным и в то же время взволнованным голосом:

— От одного дела… от одного важного дела…

— Какого дела?..

— Одного дела… вот и все!

Это говорится резким тоном, тоном, в котором не слышно гнева… но раздражение. От дальнейших объяснений он отказывается.

Обо мне не говорит ни слова… Меня это удивляет и тревожит… Не изменил ли он свое намерение?.. Не утомили ли его мои вопросы, мои колебания?.. Между тем вполне естественно, что я интересуюсь делом, успех или неудачу которого я должна разделить… Может быть, мои подозрения, которых я не могла скрыть, в изнасиловании им маленькой Клары, привели его к мысли разрыва между нами?.. И по тому, как сжимается у меня сердце, я чувствую, что решение, которое я оттягивала из кокетства, из расчета, давно созрело внутри меня… Быть свободной, восседать за конторкой, приказывать другим, знать, что на тебя смотрят, тебя обожают, желают столько мужчин!.. И вдруг всего этого не будет?.. Дивная мечта ускользнет от меня, подобно многим другим?.. Я не хочу, чтобы думали, что я навязываюсь Жозефу… Но я хочу знать, что у него в голове… Я делаю печальное лицо и вздыхаю:

— Когда вы уедете, Жозеф, дом сделается для меня невыносим… я так теперь к вам привыкла… к болтовне с вами…

— Ну да!..

— Я тогда тоже уеду.

Жозеф не отвечает… Он ходит по седельной… нахмурив лоб… с озабоченным видом… нервно теребит в кармане своего синего передника садовые ножницы… Выражение лица у него злое… я повторяю, смотря, как он бегает по комнате…

— Да уеду… вернусь в Париж…