Читаем Дневник графомана полностью

 Ковыряюсь в записях из блогов на Яндексе, касаемо моего комментария. Уж всяко его обсосали. Процентов 30 не верят, большинство же согласны со мной.

 А я себе и думаю: потом причина окажется еще более банальной, примитивной и удивительно простой.  Может, тупо нырнул, просто не справился с пилотированием, понял, что   п…ц,   крикнул «Матка боска!», и все.

 Но почему? Почему он так энергично отвернул влево?  Почему он туда двигался, вот вопрос. И я иной причины, кроме  как стремления в сторону показавшегося впереди слева пятна перрона, не вижу. Приводимые доводы невежественных аналитиков, что с малой высоты невозможно увидеть перрон, находящийся левее полосы 250 м, неубедительны. Я летал и знаю, как землю можно увидеть сквозь приземный туман, и знаю, как этот туман может выглядеть: допустим, впереди молоко, а слева разрывы или разжижение. Он мог увидеть перрон с ВПР, где-то за 1300 м до торца. Это на старте давали горизонтальную видимость 400, а с воздуха, наклонной видимостью, просматриваться вполне могло. Стал отворачивать влево и энергичнее снижаться: пятно-то оказалось гораздо ближе, чем он рассчитывал; назревал перелет! А по мере углубления в молоко тумана (это какая-то пара секунд)  видимость пропала. Пока тык-мык – вот она, земля! Хватанул штурвал, сунул газы, срубил березу, промелькнула дорога, АУАСП сработал… а рельеф-то повышается… Понял, что всё, смерть…

 Но если он начал рубить березы еще дальше, на траверзе БПРМ, то получается, что нырнул он гораздо раньше? Тогда  вообще цыпленок.

 Не наработался стереотип уверенности, что если  хорошо подобран курс, то полоса покажется строго впереди. Неуверенность первого года командирства: «Может, я чего-то недопонимаю, что-то упустил, где-то ошибся… Ага! Вон! Слева! Промазываем!»  И холодок в животе, мгновенно переходящий в панический страх, и дерганье, и полон рот земли.   Эх, пацан, пацан… Аркаша…

 Тем и отличается волк от щенка: уверенностью! Неужели их командир полка, прямой начальник президентского экипажа, не понимал этого, когда отправлял пацана в туман? Или и ему было приказано: давай быстро экипаж, любой ценой!

 Сволочи  эти политики, и сраколизы их тоже.  А полковника – под трибунал.   


 28.04. 

 Все сомневаюсь, соглашаться ли ехать свадебным генералом на эту встречу форумян на Волге. Людям, конечно, хочется вживую взглянуть на «этого самого Ершова», но мне-то какой смысл? Даже если нам с Надей и оплатят все хлопоты – зачем?

 Белов прямо пишет, что «свадебный генерал» – таки да; но, мол, дедушке еще есть что сказать. А что там говорить. Ну, доброжелатели высыплют комплименты, ну, расшаркаемся. Надо будет толкнуть речь. А о чем говорить, если я   не убежден?

 Я сомневаюсь и все никак не могу выразить свое отношение к ситуации в нашем ведомстве. Я пока уверенно не могу определить тенденции. Я не могу строить прогнозы. Для всего этого мне не хватает элементарных экономических знаний, а также опыта современных расчетливых отношений между людьми. Я не знаю современного прагматичного человека изнутри.

 Все это не дает мне уверенности в своей правоте, а значит, я просто не имею морального права выступать всерьез. Лепетать же что-то наивное, подобное речам Валентина Распутина на литературном курултае с Путиным, я не хочу. Я уже лепетал подобное на организованной Беловым встрече форумян авиа ру в «Баскервиле»; тогда речь моя явно не стала явлением в среде любителей авиации.

 Короче, я на распутье.

 Нет, тысячу раз прав Сергей Иванович Окань, сказавший, что «Ершов своими произведениями закрыл славную страницу нашей авиации, куда возврата нет».



 30.04. 

 Польский премьер выступил по телевидению о ходе расследования. Ни слова нового. Тянут время: надо, мол, восстановить всю картину целиком; преждевременные публикации могут повредить следствию…

 Да уже и так всем стало ясно то, о чем я сразу сказал: не стройте иллюзий относительно слов «президентский экипаж», «пилот первого класса» и «лучший среди лучших». И не принципиально, купились ли они на перрон или рыскали на малой высоте, как ежики в тумане. Факт непрофессионализма налицо. И налицо же факт отношения властей предержащих к уровню подготовки тех, кто их возит. Может, задумаются.

 Пошли по шерсть, а вернулись остриженными наголо.




Май

2.05. 

 Вернулся с дачи,  залез в интернет: 19 писем. Успел только прочитать все, отвечу позже. А на форуме всё обсуждают ветку про индикацию авиагоризонтов, Денис там до посинения спорит, мне три письма прислал.

 Ветка же про «командира на лихом коне», диалог «сапога» и «пинжака», заглохла.

 И еще новая ветка: обсуждают мою статью о двух философиях полета, очень активно. Есть ссылки на мой сайт и выложенные на нем статьи.

 Ну, пусть пока выпустят пар. Я должен выдержать большую паузу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное