Читаем Дневник графомана полностью

 Домой прибыл в полдевятого. Залез в Сеть: полтора десятка писем, не требующих напряга при ответе. Это успеется.

 На форуме дилетанты все спорят о катастрофе. А тут Клих внезапно объявил, что экипаж сознательно снизился ниже 100 м; есть запись отсчета экипажем: 90, 80… и так до 20 метров по радиовысотомеру. И полетели они себе над дном оврага искать березу.

 Ну, тогда и говорить тут не о чем. Я, как и всегда, в главном оказался прав: экипаж не умел летать. Истина оказалась проще, страшнее и банальнее любых умопостроений: эти сосунки вот таким образом надеялись как-то выйти на полосу в тумане. Способ, который показался им самым надежным, – всегда был самым опасным, смертельным, это подтверждено сотнями подобных катастроф.


 Такова, выходит, система подготовки президентских экипажей в несерьезной, гонористой, донельзя политизированной стране Польше. Даже не система. Отсутствие какой-либо системы.

 Будут еще катастрофы, и не обязательно с польскими пилотами. И если что-то будет непонятно в определении их причины, – надо сразу предполагать самые тупые, некомпетентные, безумные действия слабого экипажа… и не ошибешься. Это кризис авиации, я уже говорил.


 28.05. 

 Оживленная переписка с Сокериным. Энергии в нем достаточно, креатива тоже, завалил меня стихами. Ну, с умным, одаренным собеседником из военных летчиков пообщаться – для меня удовольствие.


 На форумах и в блогах все еще обсуждают версии катастрофы. Мне от этого только дополнительная реклама, а брань на вороту не виснет. Тем более что мои неоправдавшиеся версии меркнут в свете заявления Клиха о сознательном нарушении экипажем летных законов.  Неловко не только мне, но и всем теоретикам.

 Один только смоленский фанатик, вроде пресловутого Олега Т., ткнул меня носом, что вот он, мол, дилетант, с рулеткой обмерил все вершины берез, сфотографировал, и все сошлось с выводами МАКа о левой бочке после березы. Самолет летел через овраг горизонтально!

 Так и я не спорю насчет горизонтального полета, березы и бочки. Я спорю с теми, кто считает экипаж опытным и владеющим новейшей аппаратурой, которой был напичкан самолет. А летчики эти  даже в штурвальном режиме выдержать параметры не могли. Какие уж там цифирки в спутниковой системе.

 Принципиально на форумах расходятся два взгляда. Первый: что экипаж опытный, современный, молодой, владел такими способами, о которых пахнущий нафталином Ершов понятия не имеет, а ошибку допустил оттого, что была провокация.

 Второй: Экипаж зеленый, неслетанный, непрофессиональный, гонористый, неспособный оценить опасность; просто тупые и задорные вояки польского пошиба, которым хотелось показать всем, а паче своему главкому и президенту, как ЭТО делается. Раз, раз – и в дамках!

 И они таки тупо полезли – тут не открутишься: Клих подтвердил. При всех своих образованиях, при дипломах, при всей своей современности, – они оказались тупыми   солдафонами, не способными на Поступок: принять грамотное, хоть и непопулярное решение, которое может сломать и на карьеру, и судьбу, – но войдет в историю как пример выполнения своего профессионального долга.  Жизнь положить – но уйти от опасности и спасти Государя!

 Мальчишкам явно не хватило характера. Щелкнули шпорами.

 Это трагедия.

 И Ершов на этот непрофессионализм  намекнул первый. Ах, как вскинулись шавки: мол, неэтично поливать грязью погибших коллег… не зная результатов… старпёр… нафталин…

 Эти «погибшие коллеги» объективно – враги Польши, они убили все польское руководство, доверившее им свои жизни.

 Но поляки имеют исторические прецеденты, как с саблями наголо верхом на конях кидались на немецкие танки. Гонор…

 А большинству шавок в сети важны не высшие мотивы, а факты, подтверждающие их маниакальную политизированность. Чесать и чесать языком, где чешется. Хрен с ней, с Польшей, с ее руководством, с экипажем;  главное – доказать, что миром правит только политическая интрига, и что вот, видите – и здесь не обошлось!

 Горожаны… конспирологи, блин.


 Сижу жду с работы Надю. И тут звонит, уже в который раз, тетя с Первого канала: вот, мол, у нас готовится передача «Итоги недели», сюжет, посвященный катастрофе, не могли ли Вы…

 Я в торец сказал, что не могу, идите. Пять минут мягко, но твердо убеждал тетю, что это мне противопоказано, что это принцип, что на должность свадебных генералов есть охочие до пиара толбоевы, смирновы, акименковы и герасимовы. Убедил, расшаркались. Может, хоть отстанут.

 Но приятно поразило то, что телевидение признало мой комментарий в интернете близким к истине, что, собственно, и подтвердилось в заявлении Клиха, она так и сказала. Ну, пусть поражаются моему типа ясновидению.


 31.05.   

 Писем мало. Пристал какой-то мальчик, аккуратно косит под пилота; я намекнул ему, что надоедающих заношу в черный список. Отправил его на мой сайт, чтобы читал и не задавал глупых вопросов.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное