Читаем Дневник графомана полностью

 Экипаж проявил совершенную безграмотность и беспомощность и ничем не помогал командиру. Поэтому спасла их только хватка старого капитана: он таки умел считать в уме – и то едва справился, идя напролом с одной мыслью: скорее к земле! Спасибо, что его кое-как по обзорному локатору векторили и давали удаление для расчета вертикальной. Но накосячил он прилично, особенно с этими закрылками на 28. Не убил бы VIP-пассажира, да не умерла бы со страху бабка, – был бы герой. Хотя… командир в ответе за косяки членов экипажа.


 22.12. 

 Надо все время помнить: Вася, твои опусы уже вошли в историю авиационной литературы и останутся там навечно. Но не обольщайся их эксклюзивностью или там известностью, а думай, когда их пишешь, о том, как воспримет тебя следующее поколение, внуки нынешних читателей. Им не будут нужны ни твои личные воспоминания, ни твоя мораль, ни твои эмоции; их заинтересуют лишь твои рассказы о полетах или твой художественный вымысел – о полетах же. Работай, поддерживай в людях интерес к авиации. Вот и все. 


 23.12.   

 Итоги года подбить, что ли. Чисто авиационно-литературные.

 Началось с валоризации пенсий: значительная добавка; появилась какая-то уверенность в завтрашнем дне, стало возможно жить, особо не ужимаясь.

 Увлекся чтением произведений моряка Федорова. 

 Пошла работа над изданием «Страха полета», и книга вышла в свет. 

 На сайтах Либ ру и Проза ру пошел вверх мой рейтинг. На Либ ру мои опусы заняли по рейтингу топ-500 первое место, и вообще, по посещаемости я там прочно удерживаюсь в первой пятерке авторов.

 Пошла работа над летными дневниками, и к концу года я их все выложил.

 Познакомился с Кондаковым, увлекся его книгами.

 Начал разочаровываться в форуме авиа ру и принял решение не светиться больше на форумах вообще.

 У меня появился свой персональный сайт… который мне, в общем, уже и не нужен.

 Я отказался от работы с телевидением и вообще со СМИ.

 Катастрофы и события: Смоленск, Игарка, Ижма, Домодедово. 600 писем по поводу смоленской катастрофы.

 Награждение общественной медалью «За верность авиации»: меня признали даже военные авиаторы.

 Все это на фоне постоянной работы на даче и постоянной переписки с читателями.

 Основными достижениями в этом году считаю издание «Страха полета» и завершение работы над летными дневниками.


 Общее количество моих опубликованных произведений, включая восемь отдельных частей дневников, достигло 17. Кроме того, на моем сайте выложены методички и статьи; их я уже и не считаю. Но все они вполне признаны читателем, их цитируют, на них ссылаются как на данность. Они живут, и будут жить. Вот – то, что останется после меня.

 Поминаю его слова – одного из моих недоброжелателей на форуме: «Вспомнит ли через два года хоть кто о фамилии Ершов?»



 26.12. 

 Опять в рейтинге Тор-40 на Либ ру мой «Страх полета» на первом месте. Но мне как-то все равно.


 Денис Окань пишет, что увлекся инструкторским делом, даже выложил в ЖЖ восторги по поводу ввода в строй своего талантливого ученика. Ну, дай-то бог. Может, вот с таких молодых мастеров и начнется наша новая российская школа. Может, на этих столпов она уверенно обопрется и станет набирать силу.


 С Дальнего востока письмо: люди добывают и доводят до ума какую-то б/у матчасть, сделали свой аэродромчик, да еще у них акватория на Амуре, летают; восторги, благодарность Ершову за то, что подтолкнул…

 Надо бы гордиться, что я – вот такой катализатор. А я сухо ответил дежурными словами: типа, «Ну».


 Я тут пришел к выводу, что за два последних года стремительно отстал от современной жизни. И что жил  до сих пор по совковому стереотипу и совковой инерции.

 Вот и думаю: а зачем гнаться за временем. Наша активная жизнь осталась в 20-м веке, мы – его дети, послевоенное поколение советских людей. Ими мы и останемся, несмотря на компьютерные кружавчики цивилизации, неумело навешиваемые на себя в попытке не выглядеть нафталином времен.

 Нам на смену пришло поколение паразитов и циников; ему на смену пришло поколение пепси, клинского и самая молодая часть – поколение жести, которое с рюкзачками. Эти уж совсем беспардонные.

 Ну и пусть себе живут как хотят. Время сформирует их наиболее рационально. Их ценности непонятны и чужды нам. А мы еще страдаем о судьбе молодых, трухлявые колоды на их пути. Справятся и без наших страданий.


 30.12.   

 Пришла печальная весть: умер Сергей Пиляев. Инсульт. Вчера хоронили.

 Эх, Серега… не верится: он же моложе меня.

 Хорошо, что я сумел описать его в своих опусах как крестьянина-трудягу, добросовестного, порядочного человека, хорошего пилота-инструктора. Пусть будет ему земля пухом и останется добрая память, в моих книгах и в памяти учеников.


  Сижу вот, слушаю «Реквием» и осознаю свою полнейшую творческую импотенцию.

 Самое главное: для чего писать? К кому обращаться? К рюкзачкам?

 И второе: о чем писать? Лучшее свое я уже написал, и к этому был мощный стимул: вера в то, что я открою людям глаза на авиацию. Ну, приоткрыл. Кое-кому. А о чем писать теперь, когда пришло разочарование?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное