Дневник интриганки

Мама негромко засмеялась и тоже отложила палочки. Сейчас – в домашнем платье, без макияжа, немного смущенная, она мне показалась очень красивой и молодой. Конечно, в ней не было той глянцевой красоты, которую наверняка предпочитал этот пижон Андрей. Мамино лицо даже по выходным носило отпечаток усталости, а в больших серых глазах словно застыла тоска. Она не выглядела моложе своих лет, но в ее характере всегда было что-то порывистое, взбалмошное и юное, заставляющее мужчин, которые успевали узнать ее лучше, влюбляться в нее. Дома у нее было несколько преданных поклонников. Правда, мама частенько говорила, что ей никто не нужен.

Сейчас, наблюдая за ней и Андреем, я видела ее другой. Она робела перед этим мужчиной, в ней появилась неприсущая ей кротость, и скулы розовели от каждого его пренебрежительно брошенного взгляда.

Я не знаю, что чувствовала она, вынужденная сидеть напротив мужчины, которому было наплевать на нас шестнадцать лет, да и сейчас, но я его просто возненавидела.

Мама тронула меня за плечо и неестественно веселым голосом предложила:

– Стефания, расскажи немного Андрею о себе!

– Это что, интервью? – ощетинилась я.

Одна бровь отца изогнулась.

– Что за странное имя! Над тобой в школе не смеются?

– У нас прибалтийско-польские корни, это имя выбрала для меня прабабушка. И нет, никто надо мной не смеется в школе!

Андрей поднял на меня глаза, наши взгляды скрестились, как шпаги.

– И как мне тебя звать?

Я молчала. Потому что не хотела, чтобы он меня вообще как-то звал.

– Друзья зовут ее Теф, – подсказала мама. – Я иногда зову Фаня. Милая, не хочешь рассказать Андрею…

– Не особо, – я соскочила с высокого табурета, – устала, пойду спать.

Выходя из кухни, я услышала, как Андрей раздраженно спросил:

– Она всегда такая дерзкая?

– Нет. Она хорошая девочка. Ей просто трудно. Она в чужом городе, остается с чужим, по сути, ей человеком и…

– Хочешь совет? Все просто! Не оставляй ее тут!

Я вздохнула. Уж я-то знала, моей маме советы ничьи не нужны.

Я заглянула в ванну, закрылась на защелку и приняла душ. В поисках зубной пасты я обследовала ящички. В одном из них я наткнулась просто на гору презервативов. Вот как, а мой отец предусмотрительный и осторожный. Но совершенно очевидно, таким он был не всегда. Иначе я бы здесь не стояла.

Я выключила свет и, подсвечивая путь к дивану мобильником, юркнула под одеяло. Спать не хотелось, и я зашла в Интернет. Мой новый знакомый был онлайн. И я решила ему написать.

Tef: «Что делаешь?»

Он ответил лишь через пять минут.

LI$: «Ищу на карте Мухосранск, из которого ты приехала, чтобы поддержать с тобой разговор».

У меня к лицу прилил жар, а сердце заколотилось быстрее.

Tef: «Это было… грубо!»

LI$: «Ну, возможно, так будет лучше? ☺☺☺????»

Tef: «Считаешь, что говорить гадости с улыбкой приличнее?»

LI$: «Гадость, сказанная с улыбкой, – это шутка. А гадость, сказанная с серьезным видом, – это оскорбление».

Tef: «А мне кажется, оскорбление – есть оскорбление, сколько ни пытайся его завуалировать ухмылочками!»

LI$: «Тебе кажется!»

Продолжать с ним беседу мне расхотелось. Вряд ли мы подружимся. Поэтому я кинула на прощание: «Спокойной ночи, некультурный питерский мальчик!» – и отложила мобильник.

Через двадцать минут пришла мама и тихонько легла рядом.

– Мам, – позвала я.

– Да.

– Я ненавижу его.

Она не спросила кого. И так было ясно, что Андрея.

– Ненависть – скверное чувство, и от него тяжело лишь тебе, – тихо сказала мама. – Он ничего плохого тебе не сделал.

– Хорошего тоже.

– У вас все впереди. Почему бы тебе не дать ему шанс?

– А разве он дал мне шанс? Он же не приехал, когда я родилась, чтобы хотя бы посмотреть на меня! Не приехал же?

Мама молча обняла меня. Я была права. Этот Андрей не дал шанса ни мне, ни маме, а я теперь почему-то должна быть благородной. Как бы не так! Я никогда прежде не чувствовала внутри такого клокочущего чувства ярости.

– Он совершенно мерзкий, хорошо, что его не было в нашей жизни.

И снова мама ничего не сказала, лишь вздохнула. Я поняла, что ей тяжело оттого, что я возненавидела человека, с которым она вынуждена меня оставить. И специально, чтобы ей стало легче, я сказала:

– Ну ничего, мам, я тут справлюсь. Не бойся за меня!

Она погладила меня по щеке.

– Я знаю. Ты умница.

Мы проговорили целый час. Вспоминали дом и нашу жизнь, небогатую, но полную счастливых и просто замечательных моментов. Нам хорошо жилось вдвоем. И нам никто не был нужен. Ни Андрей, ни кто-то еще!

Мама пообещала, что когда вернется, я доучусь в родной школе, потом пойду в прекрасный институт, мы заведем полосатого кота, и все у нас будет отлично.