Дневник хулиганки

В целом, не случилось ничего выдающегося. К Майке зашел приятель. Милый такой мальчик — бесформенные полуспущенные штанишки, мятый джемпер, руки вечно в карманах, на лице не то вселенская печаль, не то глубокая отрешенность. Ну, значит, сидят эти дети, общаются. Может, чай пьют, а может, пиво. Или мамулину наливочку пробуют. Или курят втихаря. Главное, чтобы меру знали. В конце концов, я в их возрасте тоже себе… позволяла. И тут врывается в Майкину комнату дядя Феня, больше напоминающий огнедышащего дракона Феню — и начинает орать, словно громкоговоритель на субботнике. И кроет мою сестрицу теми самыми словами, которые применяются, как правило, для укрощения (а может, для ращения?) самомнения у трудновоспитуемых подростков. Обзывает нашу Майю Львовну непотребной женщиной, характеризует ее поведение как безнравственное и беззаконное, кавалера также критикует — и применяет все более и более жестокие, точные и асимметричные, как в политике говорится, выражения. Майке не откажешь в хладнокровии. Сперва она, разумеется, остолбенела, наподобие жены Лота, но, наглядевшись на учиненный дядюшкой погром Содома и Гоморры, снова ожила. Аккуратно вывела онемевшего приятеля в прихожую, подала ему рюкзак и кроссовки, закрыла за другом дверь, потом повернулась к дядюшке, который пристал, словно горчичник к боку, и не отлипал. Скрестив руки на груди и нахмурившись, она послушала Фенин монолог еще с минуту (телевизионщик бы понял, как это долго!), после чего влепила обличителю такую смачную пощечину, что было слышно на лестничной площадке. По крайней мере, так сказала маман.

Не знаю, как намеревался разошедшийся Феня восстанавливать свой авторитет, но ему это не удалось. В момент, когда он отнял руку от щеки и залился новой тирадой, которую по каналам официального телевидения можно было бы передать одним сплошным «бипом», вошла мамуля. Феня сдуру кинулся к ней, как к подкупленному арбитру — ты, мол, посмотри на эту… Она и посмотрела — долгим материнским взглядом. Потом пошла в гостиную, достала из шкафа чемодан, с которым приехало Фенино семейство и молча поставила перед родственником. Мы с отцом прибыли как раз в тот момент, когда Феня, надутый, сидел в комнате, а Нелли металась по квартире, что-то крича про сестринскую неблагодарность.

У себя в комнате я обнаружила Тину. Прямая и напряженная, она стояла, заложив руки за спину и таращилась в окно. Не смотрела, не любовалась, а именно таращилась. Я в жизни не видела более невидящего взгляда. Я потрогала ее за плечо:

Тин, что произошло?

Ничего особенного, — отчеканила кузина, — Папа наконец-то обрел чувство дома. И начал устанавливать свои порядки. Эту форму общения он применяет ко всем, едва привыкнет к новой обстановке. Сразу утрачивает всякое понятие о вежливости.

Ах, утра-а-ачивает! — изумилась я, — Оказывается, у дяди Фени имеется понятие вежливости. «Сэр, вы сэр? — Да, сэр!».[22] Истинный джентльмен! Общаться с таким — высокая честь и ни с чем не сравнимое удовольствие…

Ладно! — Тина повернулась ко мне, — Признаю. Мой отец хам и скотина. Ты это хотела услышать?

Нет. Не я. Это хочет услышать твой отец. Ему давно пора услышать нечто подобное. Потому что вы — ты и твоя мать — страшно его распустили.

Я и моя мать? — Тина не была удивлена. Просто в таких ситуациях полагается возражать или хотя бы демонстрировать недоумение.

Да, разумеется. Феня деспотичный, капризный и мелочный тип. Такие вечно требуют преклонения, им нужно внимание к каждому своему слову и похвалы для каждого своего шага. Если не держать деспота в руках, он подсядет на комплименты. И придется постоянно увеличивать дозы. Вам с матерью придется долго-долго лечить своего папочку. Может, ничего у вас не выйдет, и он никогда не соскочит, так и останется «комплиментарным наркоманом». А может, повезет…

Кому? Ему? Или маме? — Тина по-прежнему не проявляла никакого возмущения или изумления. Похоже, она все это про своего нервического папочку поняла давным-давно.

Тебе. В первую голову тебе.

Мы не продолжали этот разговор. Да и некогда было. Вошла мамуля и холодным голосом объявила нам, что завтра утром Феня, Нелли и Тина уезжают. Мы кивнули, но я особой радости не почувствовала, как ни старалась. А Майка даже шепнула мне потом: «Тинку жалко!» Да. Тинку-птичку жалко.