Что ж, операбалет так операбалет. Я подмигнула Майке и предложила сходить на «Набукко» Верди. А что? Опера? Опера! Классика? Классика! Мамуля поперхнулась и посмотрела на меня с ужасом. Она не любит — и вполне заслуженно — спектаклей, оформленных приятелем нашего дедули, довольно известным и довольно бездарным художником. Трапеция с голыми боярами, каковая, согласно древнему анекдоту, покушалась убить Мейерхольда путем обрушения,[20] видимо, для маменьки время от времени представляется единственным способом избавить мир от опусов нашего знакомца. Мамуля мне признавалась, что, глядя на декорации, которые тот ваяет, она всегда инстинктивно ищет табличку «Извините, у нас ремонт». Дедуля был того же мнения. Поэтому однажды, получив в подарок картину, где девушка, похожая на швабру тряпкой вниз (у девы была крошечная головка, плечи отсутствовали, а вместо талии и бедер где-то внизу болталась мятая юбка-миди самого идиотского фасона), грезила не то под луной, не то под осветительным прибором посреди лирически трактованной, то есть донельзя захламленной территории, дед так и сказал автору: мол, ты мне друг, но интерьер дороже. В гости ходи, ешь, пей сколько душа примет, но произведений своих не дари. Автор то ли обиделся, то ли не обиделся. В гости ходить не перестал, но и никаких больше девушек на мусорных кучах мы впредь не лицезрели — если не считать реальной пассии художника, тоже весьма напоминавшей швабру, взятую на изготовку. И вот этот друг сердечный, таракан запечный, оформил что-то такое из Верди ажно в Большом театре! Мы, из понятных опасений, не пошли. И избегли пренеприятных минут, вернее, часов. Все, кроме меня.
Я, конечно, небольшой любитель и знаток оперы. Равно как и балета. Мои пристрастия весьма банальны, но это —
Разумеется, он не мог не почувствовать, насколько папуля деликатный человек. И родных своей жены жечь глаголом не станет. А уж тем более на мороз не выгонит. Фигурально — приезжают они всегда летом. Так что насчет мороза в Москве в это время слабовато. Вот и славненько! Феня тут же взял инициативу в свои руки. То начнет объяснять отцу, что батюшка мой зажирел и заматерел в тепличных условиях, каковые сами собой создаются в мегаполисе для всех желающих. Пожил бы Лева-неженка в городе, где свет, вода и газ отключаются попеременно, улицы чистятся к юбилею, а состав воздуха включает в себя всю таблицу Менделеева и весь учебник по токсикологии. То примется критиковать все подряд — еду, воду, воздух, обстановку в столице. Ужасность и отвратительность во всем, экология гнуснейшая, атмосфера мерзопакостная, терпежу никакого нетути. Вот у нас в краю родном пахнет исключительно сеном и… натуральным продуктом.
Словом, Фенечка демонстрировал самые недвусмысленные симптомы самой банальной зависти. Предки перед ним только что не извиняются за причиненные неудобства, а мы с Майкой зубами скрежещем. Не добившись от старшего поколения никакой болезненной реакции, Феня переключился на младшее. Начал прям при нас высказываться в том духе, что, дескать, распустил ты своих баб, Левушка, распустил! Женщина в дому должна быть невидима-неслышима, легкою стопою пробегать, принося подносы, чашки, пепельницы, пледы и гигиенические принадлежности. А твои тобой помыкают, как хотят. Трудно им придется в жизни. Особенно дочкам. Да и жене, когда ты с ней разведешься. А разведешься ты с нею непременно. Ведь у тебя еще не прошел кризис среднего возраста. Ах, все-таки кризис прошел? Вот видишь? В ослеплении ты даже не заметил прекраснейший и перспективнейший период в судьбе каждого мужчины — не то чтобы воспользоваться! Мать сардонически улыбалась, качая головой. Отец отмахивался. А мы с Майкой просто ежились от омерзения.