Дневник Кости Рябцева

- А Катька, это потому... скелет - женского пола, - сказал он, отдышавшись. - Женщина была. Вот, приходите, двадцать четвертого ноября ее именины праздновать будем.

Мне больше делать было нечего, поэтому я попрощался и вышел на крыльцо вместе с Октябрем. Гася вышел за нами.

- А ты не боишься скелета? - спросил я его.

- Нет... привык, - ответил Гася. - Вот, пьет он... Что такое? как-то по-взрослому вдруг развел он руками. - Я не люблю, когда он пьет. Я люблю, когда он разговаривает. Он со мной обо всем разговаривает.

- Да, - сказал я. - Сейчас ничем не поможешь.

- А спасеры есть, - вдруг убежденно заговорил Октябка. - Пьяных спасают. Ты, Владленыч, когда он протрезвится, сведи его туда.

- Да ведь он сам - фельдшер, должен знать, - возразил я.

- Сам не пойдет, а тебя послушается, - сказал Гася.

- Коли так - ладно.

Гася осторожно погладил меня по рукаву.

31 октября.

Сейчас только кончился диспут по женскому вопросу и я пришел домой в боевом настроении. Сергей Сергеич предоставил нам полную инициативу, а сам сидел в углу и только сверкал очками. Он выступил только один раз - передо мной. Он сказал:

- Сейчас мы слышали главным образом разные выступления, как попы называют - "от Писания". Тут цитировали и Маркса, и Бебеля, и Лили Браун. А вот не желает ли кто-нибудь выступить от конкретного факта?

Я сейчас же взял слово:

- В общем, возражения противников коллективного воспитания, общественного питания и вообще раскрепощения женщины сводятся к тому, что сейчас все эти общественные учреждения нехорошо поставлены, а что делается сейчас в семейной ячейке? На это никто не обращает внимания. Говорят только, что если будешь питаться в столовке, то получишь катар желудка, а если дома, то не получишь. Хорошо, если у Травниковой дом так устроен. А большинство семейств, которые я знаю, устроены так, что ребенок получает с детства катар мозгов, а не желудка. Взять, например, мое вчерашнее обследование семьи одного пионера. Отец сидит и пьянствует со скелетом Катькой. Мать убежала. Парень, конечно, не получит катара, потому что он вообще ничего не ел. А другие семьи? Сплошь и рядом бьют ребят. А почему? Потому, что нет никакого контроля. Это безобразие надо прикончить, а прикончится оно только со введением общественного воспитания и общественного питания.

Вот вкратце, что я говорил. По-моему, победа была за мной, потому что никто не возражал. Я очень понимаю теперь Сергей Сергеича: как возьмешь в руки конкретный факт, так книжная труха разлетается как пыль (это его выражение).

Но интересно: большинство ребят нашей группы, уже не говоря о девчатах, меня сторонятся.

1 ноября.

Ко мне ребята сегодня пристали насчет Махузи Мухаметдиновой: она опять не ходит в школу. При этом ходят разные слухи. Нужно обязательно сходить к ней на дом. Как только кончу свой реферат, так сейчас же пойду.

3 ноября.

Когда тебя задевают и знаешь кто, то это - одно: можно сопротивляться. А когда бьют из-за угла и не знаешь кто - то мучит досада на такой подлый поступок, а руки связаны.

Сегодня вышел "Икс", в нем помещена такая штука:

КТО ОН?

(Загадка)

Пытался стать он пионером,

Чтоб для других служить примером,

И вот... создал разбойничий форпост...

Кто он? Дурак - или прохвост?

Конечно, это про меня. Мало-помалу вышло так, что я остался совершенно один, если не считать нескольких форпостных ребят, которые все-таки маленькие и им всего не скажешь.

Первая от меня отшатнулась Сильва. Потом Зин-Пална изменила ко мне отношение. Потом ушли некоторые из пионеров. Наконец, в укоме обещали снять. Я уже не говорю о Марь-Иванне и Зое Травниковой и тому подобных мещанках; как они ко мне относятся - мне все равно. Единственно, что, по-видимому, сумела сделать Черная Зоя, - это насплетничать что-то такое про меня большинству девчат.

Понимает меня один Сергей Сергеич. Но он все молчит. Когда я пытался ему излиться, как Никпетожу, - он только пожал плечами и сказал:

- Действуй, как прежде: только обдумывай.

И больше я от него ничего не добился. А меня то злость обуревает, то какая-то дурацкая тоска: одному все-таки пробиваться трудно, и только и есть утешение, что я верен принципу и гну марксистскую линию.

8 ноября.

Сижу и жду Октябку и Курмышку. Они сейчас должны прийти, и мы вместе пойдем на квартиру к Махузе Мухаметдиновой. Если правда, что говорят про Махузю и ее отца, то это - дело очень серьезное. Но мне все-таки как-то не верится.

10 ноября.

Сейчас была Сильва и только что ушла. Я лежу в постели с завязанной головой. Это было целое похождение, словно я какой-нибудь Гарри Ллойд.

Когда Октябрь и Курмышкин пришли, мы отправились в поход, причем я захватил с собой на всякий случай свисток. Самое трудное было - проникнуть в дом.

Ворота были заперты. Мы принялись стучать. Сначала нам никто не отпирал, потом за воротами послышался голос:

- Кто?

- Мухаметдинов здесь живет? - спросил я.

- Здесь, а на что?

- Нужно, отоприте, - ответил я и локтем подтолкнул ребят: мы еще раньше уговорились, чтобы они, как только отопрут ворота, сейчас же юркнули туда.