Дневник кушетки

«Я смущена теми страданиями, которые вам доставила, я проклинала трусость, которая меня остановила и не дала возможности сдержать данного вам слова. Ждите меня сегодня вечером; в девять часов я буду у вас. Моя душа в вашем распоряжении, делайте с ней, что хотите. Я вами увлеклась, я вам принадлежу, потому что я уверена, что вы меня любите так, как я этого хочу.

Маргарита».

– Хорошо, – сказал мой хозяин, укладываясь на кровати.

– Я смогу спать до полудня, без перерыва. Спокойной ночи, Маргарита.

Как хорошо он спал!

Мы приготовились к большой игре с прекрасной Маргаритой. Но прежде чем входить в подробности, я нахожу нужным описать красавицу.

Сильная брюнетка высокого роста, с глазами, которые очень редко встречаются, Маргарита вполне подходила под определение прекрасной женщины. Насчет этого не могло быть другого мнения. Ее фигура была просто великолепна! Говорили, что это юное и свежее тело имело полное право находиться в Лувре.

С тех пор, как я услышала о Венере Милосской, я мечтала о ней составить понятие; да, милая Венера, ты должна пасовать, стоя рядом с Маргаритой.

Имею ли я право говорить, с моими двумя колесиками, что руки и ноги этой принцессы были вполне достойны божества? А кожа, эта белая тонкая кожа, которую не так скоро сыщешь! А ее голос! Ее глубокий, спокойный, симпатичный голос – настоящий музыкальный инструмент.

Когда она вошла, я остолбенела, и вся мебель вместе со мной. Мы все разинули рты от удивления. Маленький стул сделал несколько поклонов, пуф смешно надулся, и весь вид его, словно говорил: только для ваших обворожительных форм; кресло попробовало кашлянуть раз, как те люди, которых не скоро замечают и которые хотят напомнить о своем существовании. Кровать важно выставила себя, готовая на все, бестолковая дура, похожая на всех толстых людей: кровать может быть полна, она может иметь все, только ума у нее не будет.

Не думайте, что я это говорю потому, что Маргарита по времени предпочитала растянуться на постели и не проводить ночи на мне, я это говорю потому, что так думаю, потому что кровать лишена нервов, чувствительности, нежности; к слову сказать, кровать не знает тех ужасных сотрясений, к которым я так чувствительна; кровать, бесспорно, полезна для некоторых влюбленных, но для влюбленных, ищущих оттенков… Но я повторяю, я не могу ничего лишнего сказать о постели, чтобы не подумали, будто я зла и завистлива; я возвращаюсь к моему хозяину.

– Право, – сказала Маргарита, – вы сильно страдали? Ваше письмо меня тронуло…

– У меня просто явилось желание пустить себе пулю в лоб. И я не знаю, чем бы это кончилось, если бы вы сегодня не явились…

– Мой бедный друг! – сказала она.

– А! Вы жалеете меня; я много выстрадал.

Он говорил удрученным, страдальческим голосом. Если бы я не так хорошо знала моего хозяина, я бы, пожалуй, поверила.

– Я вас люблю, – сказал он просто. – Я вас люблю, жажду и вместе с тем боюсь. Еще недавно я жил, как птица; теперь меня окружает очаровательная атмосфера, которая царит вокруг вас, и я уже не чувствую себя свободным и одиноким; я тряпка, всецело зависящая от ваших капризов; я ваш раб, ваша вещь. Жизнь моя начинается с того момента, как я вам послал воздушный поцелуй; она кончается… когда вы того пожелаете.

– Как хорошо, как приятно слышать, когда мужчина произносит слова любви с такой верой и искренностью! – воскликнула она.

Она бросилась в его объятия с той нежностью и грацией, которые так подходят солидным дамам.

– Снимите вашу шляпу, перчатки, – сказал мой хозяин.

– В полночь мы поужинаем… Не хотите ли пока, в ожидании ужина, выпить бокал шампанского?

Она согласилась.

– Я думаю, что страсть любви возбуждает жажду, – сказала она, омочив губы в золотом вине.

Она села на меня; мой хозяин, присев возле нее на корточках, гладил своими нервными руками ее колени, целовал ее руки, длинные белые пальцы которых изобиловали кольцами.

– Кто бы мог когда-либо подумать, чтобы я на восьмой день знакомства пришла к вам в десять часов вечера и позволила бы себя так ласкать? Зачем вы за мной ухаживали?

– Потому что какой-то голос мне велел идти прямо к вам, к вашей красоте и к счастью!

Прямо-таки с неприличным хладнокровием он высказал отвратительные общие места, избитые банальные фразы. Несмотря на то, что такому прелестному созданию наверняка приходилось уже часто слышать подобные тирады, он не отказался прибегнуть к тому же средству. Отчего же? Он так решил, и он уловил этот верный тон той песни, которую следовало напевать этой даме. Понятно, чтобы сохранить верный тон, он должен был в оба следить за собой и наблюдать за своей любовью к многословию.

Есть женщины, которым показывать свою пылкость есть безумие: они остерегаются. Маргарита принадлежала к их числу.

Впрочем, потом, благодаря шампанскому, ее язык развязался, и она так быстро и легко заговорила, что моему хозяину не было никакой возможности вставить слово.

Они очаровательны, женщины подобного рода. Когда мужчина сидит с ними, он должен напрягать свой ум, чтобы внимать. Для них составляет страдание молча слушать кого-нибудь.