В этот же день, ближе к вечеру, когда августовская духота наконец уступила место вечерней прохладе, я медленно попивал уже третью чашку крепкого кофе. Распечатал уже вторую пачку сигарет. Никого не было. По радио тихо играл джаз. Я тупо смотрел в кофейную чашку. Дверь бесшумно открылась, и в зал вошел человек. Это был смугловатый мужчина, лет шестидесяти, он мог бы сойти за южноамериканца или итальянца. В руке вошедший держал одну гвоздику, завернутую в бумагу. Он внимательно посмотрел по сторонам, потом на меня. Я приглашающе указал ему на стул. Он сел. Руку, державшую гвоздику, согнутую в локте, поставил на стол. Вторая рука была где-то под столом. Посмотрев еще раз на одну-единственную гвоздичку, я обратил внимание на то, что в руке под бумагой он держит что-то твердое, и из от этого твердого торчит прямой, длинный "стебелек". Я понял, это была стальная заточка - видел такие в юные годы. Посетитель, видимо, прихватил на всякий случай.
- Я продаю персидские ковры, вам нужно? - приятным баском прогудел гость.
- Нет, спасибо не нужно, - приятным баритоном ответил я.
- Ну а как дела вообще?
Я второй раз за день кивнул на окна с портретами:
- Вы, когда заходили, видели это?
Последовал легкий кивок головой. На морщинистом лице визитера мелькнуло что-то напоминающее соболезнование.
- Когда это случилось? - мужчина поднялся со стула. - Вы что-нибудь об этом знаете? - продолжал гудеть он.
Я закурил.
- Да нет, я в это время был дома.
Он не спеша пошел вдоль стен, бросая быстрые взгляды на репродукции художников-импрессионистов, развешанные на стенах "Таверны". Я молча курил. Гость подошел ко мне, все еще с гвоздикой в руке.
- Значит, ковры не нужны?
- Сами видите... посетителей нет... денег нет... ковры не нужны.
Мы посмотрели друг на друга.
- Ок, пока, - прогудел он и тихо выскользнул из зала.
Эти двое явно хотели что-то выяснить. Я сел за свой остывший кофе. В голове звучала музыка из "Крестного отца".
На следующий день пришла Алюшка. Мы сидели вдвоем за столиком. Зазвонил телефон. Дочь взяла трубку. У нее спросили, есть ли у нас страховка на жизнь, а если нет, посоветовали купить... и отключились. Мы с тоской уставились в окно. На противоположной стороне улицы потели полицейские в гражданском.
Вот уже прошел год с тех пор, как открылась "Уютная таверна". Самый тяжелый первый год наращивания клиентуры. Для открытия бизнеса мне пришлось одолжить в банке деньги, заложить как гарантию свой дом. Вечерами играл на клавишном синтезаторе и пел, веселя гостей. Наконец-то на сентябрь, октябрь и даже на ноябрь зал был уже заказан для двух свадеб, двух корпоративных вечеринок и двух дней рождения. Появлялся свет в конце тоннеля, и теперь вот эта напасть! Пошли звонки от хозяев вечеринок. Под разными предлогами отказались все до единого. Никто не заходил больше ни пообедать, ни поужинать. Да и кто же пойдет в ресторан, в котором постоянно крутятся агенты из FBR и полицейские?
Деньги кончились. Платить нечем. Приехали!
С того времени, как я открыл "Таверну", мы с Наташей общались в основном по телефону. Она работала в большой корпорации, вот уже пятнадцать лет и была нашим семейным финансовым прикрытием.
- Главное в Америке - пристроить жену, - шутил я.
Я выходил из дому после того, как она уже давно уехала на работу. Дорога в Манхэттен отнимала у нее три часа в день. Возвращался - она уже крепко спала. Партнеров у меня не было, и мне приходилось вкалывать семь дней в неделю, кроме этого пресловутого августа, когда закрывался по понедельникам. За этот год я купил хорошую новую плиту (повар уболтал), построил гардероб, одолжил еще денег у друзей и родственников (благо у меня их немало), заказал приятное мягкое освещение, софиты для крошечной сцены, с которой развлекал людей, развесил симпатичные картинки (даже в туалете!), поставил свечи на столики, покрытые скатертями цвета бордо. Мой повар был хоть и знатоком своего дела, но к тому же пьяницей и вором - канальей, в общем. Помогал ему мексиканец, научившийся понимать русские слова, необходимые для работы, и конечно же, много русского мата.
В "Cozy Tavern" стало в самом деле уютно. Я планировал создать теплый семейный ресторанчик. Количество посетителей не позволяло еще приносить денежку домой - в тумбочку. Пока что из тумбочки забрал последнюю копеечку. Лето было почти на исходе, и я возлагал надежды на осень, зиму... Но не тут-то было. Случилось то, что случилось!
С самого начала жена была против этой затеи, но я приводил доводы, что имею большой опыт работы в ресторанах там (в Совке) и здесь. Она в ответ, что, мол, мое дело было - только играть.
- Надоело работать на хозяев, хочу работать на себя и делать все так, как я считаю уместным.
Долго спорили. В итоге я ее убедил.
Те, кто мне продал это место, тоже называли себя татами. Мы договорились о дне и времени, когда привезу деньги.
Осень в Нью-Йорке самое приятное время года. В тот день светило солнышко. Наташа поехала вместе со мной. Приехали. Припарковались. Оба были, конечно, взволнованы.