С ведром и тряпками поплелся к знамени. Оно сиротливо стояло на небольшом возвышении на фоне портретов Ленина и Дзержинского. В комнате никого не было. Я присел на пол под знаменем. И тут... нахлынуло. Откуда-то из низа живота вверх, начала подниматься злоба. Кровь бросилась в лицо. Я сглотнул. Стало тяжело дышать. В голове шумело. За секунду пронеслось: свадьбы, Виталик, вышка, Драник, Алик, ночь у кровати сына и бесцветные глаза Глазунова. Я вскочил и помчался в роту. Солдаты все еще чистили автоматы. Схватив свой автомат, хранившийся в роте, с криком "Убью!" побежал в оркестр.
- Куда?! Стоять! Назад! - очумело заорал лейтенант.
Перепрыгивая через несколько ступенек, я вмиг выбежал из здания, продолжая орать:
- Убью, сука!
Кто-то из сверхсрочников в окно увидел меня, бегущего с автоматом, и доложил по-быстрому Глазунову. Тот поспешил закрыться в кабинете. На всякий случай к нему проскользнул старшина.
Когда я забежал в оркестр, музыканты сгруппировались в уголочке. Они ведь не могли знать, что у этого сумасшедшего в башке. Бросив на них затравленный взгляд, я рванулся к двери, за которой укрылся майор, и стал колотить прикладом:
- Убью! Убью!
Пока бежал, до меня дошло, что у меня нет ни магазина, ни патронов, но останавливаться было уже поздно.
Пока ломал дверь, я начал соображать, что веду себя как минимум неадекватно. Удары становились все реже и слабее, и тут на меня накинулись сразу три сверхсрочника. Подоспел и лейтенант с четырьмя солдатами. Мне заломили назад руки и связали. Я не сопротивлялся, тихо лежал на полу, тяжело дыша. Кто-то произнес:
- Это дисбат!
Меня отвели в подвал. Закрыли. Было темно и тихо. Сел на ящик, все еще тяжело дыша. Через несколько минут дыхание успокоилось, в голове стало проясняться, и я понял, что попал в беду - замаячил дисциплинарный батальон, про который был наслышан, что он похлеще зоны. Я сидел в прострации, смотрел на мешки с картошкой.
Мне уже было все равно. Прошло пару часов. За мной пришли два солдата с автоматами.
- Куда идем?
- К замполиту в политотдел.
Страшное слово "политотдел" ассоциировалось как минимум с колючей проволокой. Солдаты держали меня с двух сторон под руки. Замполит майор Ашман сидел за столом.
- Идите, - не отрываясь от бумаг, отпустил он солдат. - Садись.
Сел, незрячими глазами уставился в угол. Майор что-то писал. Через минуту, оторвав голову от бумаг, снял очки и внимательно оглядел меня.
- Ну, рассказывай, - как-то неожиданно мягко сказал он.
Пока я говорил, он, подперев голову рукой, смотрел с любопытством. Мне показалось даже, что заметил в его глазах какое-то сочувствие. Во время рассказа мое дыхание сильно участилось.
- Ты успокойся, на, выпей воды.
Замполит налил мне из графинчика полстакана воды. Рассказал я ему о том, что дома у меня сложная семейная ситуация, жена не ладит с матерью, а идти ей некуда, и теперь вот ребенок вчера чуть не умер. Говорил о том, что очень сожалею о содеянном и никого не собирался убивать, видимо, повлияло на мое поведение напряженное состояние моей нервной системы. Пока говорил, разглядел майора Ашмана: среднего роста, с приятным лицом и мягким взглядом. Видел я его раньше, на праздничных концертах в клубе, но никогда не обращал особого внимания. Внимательно выслушав мою исповедь, Ашман еще с минуту молча смотрел на меня. Я смотрел в пол.
- Ребенок в больнице? - спокойно спросил замполит.
- Да, - тихо ответил я.
Майор что-то черкнул на бумажке, протянул мне.
- Возьми увольнительную, иди в больницу к ребенку и чтоб к отбою вернулся. Потом решим, что делать с тобой.
Такого я не ожидал.
- Спасибо! Спасибо большое, товарищ майор! - едва не задохнулся я от радости. - Разрешите идти, товарищ майор?
- Иди! - махнул рукой майор.
Я отдал честь. Развернулся на месте и был таков.
Меня не посадили. Замполит майор Ашман спас меня! Попади я в дисбат, жизнь моя, вполне вероятно, пошла бы по наклонной. Ничего хорошего меня бы не ждало! В те годы еще не размышлял о Боге, об ангелах-хранителях. Все это придет, когда должно будет прийти. Похоже, ангел вмешался!
Рота обеспечения
Из оркестра меня выгнали, и я продолжил службу в роте обеспечения. Командиром роты был капитан Тумаш. Небольшого роста, поджарый, лет сорока пяти мужичок. Называли его Железный Командир. Был строг, но справедлив. Время от времени устраивал боевую тревогу. Так было и в этот раз. В два часа ночи сержант завопил:
- Боевая тревога-а-а! Подъе-е-ем!
Сонные солдаты, тихо матерясь, быстро одевались. В дверях стоял, сложив руки за спину, капитан Тумаш в безупречно сидевшей на нем форме, гладко выбритый, и наблюдал за всем. Сержант быстро ходил между кроватями.
- Портянки мотайте хорошо! Далеко бежим!
Тумаш погнал нас в Глинна Наварию: приблизительно десять километров в одну сторону. Сам бежал рядом. В какой-то момент крикнул:
- Газы!
Мы на ходу натянули противогазы. Долго он нас не мучил и через пять минут дал команду:
- Отставить газы!