Новая волна рева прокатилась по толпе, и снова люди качнулись вперед, позволив Глэдис отвоевать еще немного пространства. Это на помост вывели главаря. Молодая женщина снова обернулась и увидела, как палач грубым рывком толкнул его к деревянной раме, а помощники принялись растягивать руки и ноги осужденного в стороны и закреплять ремнями. Видимо, главарь был настоящим лидером. Он не молился и держался без страха, а когда одну кисть руки прикрутили слишком сильно, только оскалился. Даже издали Глэдис видела, как его зубы сверкнули ослепительно белым. Она вздрогнула. Не с ним ли торговался Сид на лесной дороге? Что было дальше, она не видела. Людская масса наконец поредела, а сзади слышались, то нечеловеческие крики, то рев. Выбравшись, наконец, на свободное пространство, она обернулась в последний раз. Палач вырвал что-то из вопящего, корчащегося в раме тела и показал окровавленный комок толпе, на что та снова ответила ревом. Осужденному уже ничем помочь было нельзя. Это молодая женщина понимала, как медик.
На постоялый двор она вернулась, как сомнамбула. Ее трясло. По роду занятий она не могла бояться крови, и давно привыкла к тому, что пациентам приходилось причинять боль, но вид того, как хладнокровно и расчетливо уродуют человеческое тело с целью причинить наибольшее страдание — это было отвратительно. Глэдис не спала всю ночь, и была рада, когда на следующий день покинула Уоллингфорд с обозом.
Глава 8. Зигзаг судьбы
Лето пролетело быстро. Начало осени тоже выдалось относительно сухим и теплым. Глэдис успела побывать на четырех турнирах. Много времени отнимала дорога. Погода далеко не всегда баловала, и Глэдис всерьез опасалась за здоровье Джейсона, но его удалось пристроить пожить на два месяца в семью йомена, жившего недалеко от Мальборо. Ник, так звали йомена, и его жена Лили имели двоих собственных детей, Джей был ровесником их младшей дочери. Глэдис оставила им немного денег, обняла на прощание сына и уехала, скрепя сердце, несмотря на его слезы.
Одной скитаться по турнирам было гораздо удобнее. Она научилась ездить верхом, и задача ещё упростилась. Но также молодая женщина убедилась, что в ее ремесле далеко не все гладко.
Один раз, когда она шла к больному, ее перехватил рыцарь с непомерно пышным красно-желтым плюмажем на шлеме, и властно приказал следовать за ним. Оказалось, что его друг был тяжело ранен в общей схватке. Случай был безнадежный — все лицо несчастного было буквально вдавлено внутрь головы. Уже появились первые признаки агонии, о чем молодая женщина сразу и сообщила, на что приведший ее рыцарь отреагировал крайне бурно — выхватил меч, и сказал, что если раненый умрет, то вместе с ним умрет и лекарь, не сумевший спасти ему жизнь. Выхода не было, и Глэдис взялась чистить рану. Больной умер, как только она отвернулась, чтобы взять очередной инструмент. В то же мгновение над ее головой сверкнул меч. К счастью, спасли оруженосцы, которые повисли на руках не в меру горячего сюзерена, как собаки на медведе, наперебой уговаривая его, что рыцарь не должен воевать с женщиной, кем бы она ни была. Пользуясь заминкой, Глэдис смахнула в сумку инструменты и бросилась бежать. Работая на этом турнире, она долго потом вздрагивала, завидев издали пижонский красно-желтый плюмаж, и обходила его десятой дорогой.
Пациенты умирали довольно часто. Сказывалось отсутствие полноценной асептики, невозможность организовать в походных условиях хороший уход, чрезмерная тяга к алкоголю, пренебрежение режимом — и тому подобное. Особенно беспомощной молодая женщина чувствовала себя, когда знала, какие лекарства применила бы в своем времени, а ничего даже отдаленно похожего не было. Но смерть в этом мире была настолько частым гостем, что те, кому посчастливилось остаться в живых, относились к ней намного проще, чем во времени Глэдис. Молодая женщина долго не могла привыкнуть к этому. Каждый раз, теряя пациента по естественным причинам, она горевала. Особенно трудно бывало, когда больной был ей симпатичен. Однако, узнав примерную статистику смертей у других лекарей (умирали более половины раненых), она немного смирилась. У нее больные выживали гораздо чаще. Уже на втором турнире она почувствовала, что ее труды замечены. К ней стали обращаться лично, и по рекомендации рыцарей, имена которых были ей знакомы. Оруженосцы тоже выражали свою признательность, как могли — подсказывали, у кого из их родни в другой местности можно остановиться на постой.
У такого положения дел была и еще одна позитивная сторона: каждая спасенная жизнь становилась событием, и такой случай не только пышно праздновался, но и очень щедро вознаграждался. Рыцарь награждал всех и всем, чем мог. Особенно горячая благодарность доставалась тем, кто оказывался возле него в числе первых. Как правило, это были друзья, особенно близкие оруженосцы и… лекарь. Поэтому, если его не убивали сразу по личным мотивам, то жаловаться на жизнь ему не приходилось.