Дневник maccolit’a. Онлайн-дневники, 2001–2012 гг.

Во-первых, воочию убедился, что я как издатель деградирую. Мы почти всегда в этих выставках участвовали. Но в этом году потеряли время в связи с поездкой в Швецию, а самое главное – банально нет денег.

Во-вторых, понял, как отстаю со своими домашними играми в print-on-demand. Этот метод надо было развивать коммерчески, вкладывать деньги, которых опять же нет. А так – улучшенный вариант самиздата. Хотя книжки иногда выходят хорошие, авторов таких ни у кого нет… И так далее.

В-третьих, как раз об авторах, коих ни у кого нет. Их растаскивают, потому что мы, открыв их, выпустив первые книги, дальше не можем их печатать большими тиражами, мощности не хватает. Их подхватывает Фрай и составляет из них антологии, сегодня одну купили. «Инородные сказки». Еще раз сегодня убедился, что зря Горчев, Пронин и Букша вышли в серии «Из книг Фрая». Коммерческого успеха это так и не принесло. А осадок остался, как в том анекдоте. Впрочем, виноват сам.

В-четвертых, самое главное, книги, якобы изданные нами совместно с Амфорой (серия поэзии), на ярмарке не представлены вообще. На стенде Амфоры их нет. Обидно. И опять же – не сумел поймать директора Седова и договориться, хотя пытался несколько раз. А им самим это по барабану.

В-пятых, остатки моих книг прозы, издания 2000–2001 годов, уценили, они там продаются по смешной цене, уже старые типа. И даже то, что на моих глазах несколько было куплено, – не утешает. Хотя… Какая разница – сколько стоит твоя книга? Ни лучше, ни хуже она не станет. Зато неуцененная «Фигня» распродана.

Из покупок: по наводке Караулова купил Сигизмунда Кржижановского три тома. Стал листать, чтобы узнать, в чьем переводе, убедился, к своему стыду, что писатель русский. Не слышал никогда.

Видел книгу стоимостью в 7500 $. Это не опечатка. С роскошью издания может соперничать лишь его бесполезность. «Летопись Санкт-Петербурга». Формат 50×70 см, 360 стр. Вес 30 кг. Кожа. Мех. Бриллианты. Тираж 100 экз.

Поубывав бы.

Впрочем, книги стоимостью по 2500 баксов вполне хороши. Авторские работы художников. Тиражи по 25 экз. Хороши – не то слово. Искусство в чистом виде.

По радио зазывали на выступление писателя Головачева. С плакатов улыбались Маринина и Донцова. Маринина – «народный писатель», а Донцова – «самый ироничный писатель». Далее по Хармсу.

Короче, жизнь не удалась.

Сегодня мои пять копеек о евреях 21 июня

Интересно, есть ли рассказ о том, как жил да был один человек, красивый из себя и весь русский до последнего писка. И мама у него была русская, и папа, и дедушка с бабушкой, и родом он был из городка с таким русским именем, что хоть ставь его на стол вместо каравая, и читал он Пушкина и Есенина, и писал он статьи в газету «Послезавтра утром», и был видным теоретиком поднимающего голову, а то и все три, русского национализма.

И конечно, он не любил евреев, потому что за что ж их любить. Неприятные они. Но не любил не тем животным бытовым антисемитизмом, который давно осужден, а ненавидел чисто идейно как антитезу своей этнической незамутненной русскости. А заодно с евреями и полукровок всех мастей – от узбекоармян до франкомасонов.

Конечно, он проверил все церковные записи до двадцать второго колена, и по всем выходило, что в его роду русский на русском сидит и русским погоняет. И на этом основании он судил, что есть русское, а что нет, и выводил строгий завет чистоты расы.

Схоронил он отца, стал сам отцом этнически чистых детей и наставил их на путь истинно русского национализма. Пока не пришло время помирать его матушке. Призвала она его к своему одру и сказала:

– Сын мой. Не могу унести в могилу эту тайну. Отец твой – не отец тебе.

– А кто же мой отец? – спросил он побелевшими губами.

– Был у нас в городке Моня-провизор. Любила я его. Вот он отец тебе.

– Ты обманываешь меня! – вскричал он. – Я похож на отца!

– Таки зачем мне врать? – сказала его старая умирающая русская мать. – А на кого похож – у Бога спроси.

И умерла.

Так вот, я спрашиваю, такой рассказ написан?

Упрямство 21 июня

А природа стоит на своем. Мне даже начинает нравиться ее упрямство. Раньше-то ветреной такой была, а сейчас завидное постоянство: холодно и дождь.

Я ее начинаю уважать как личность.

Капитуляция 30 июня

Я никогда не был знаком с Владимиром Ильичом Лениным.

В школе я читал очерк Горького о нем, поэму Маяковского и что-то еще. Из всего этого материала я вынес убеждение, что Ленин был блестящий полемист, увлеченный своей революцией человек. И везде – на партсъезде, в ресторане, в сортире – Владимир Ильич, завидев какого-нибудь знакомого, хватал его за пуговицу и кричал:

– А вот вы, батенька! Что вы думаете о теории Каутского?!

И начинал излагать свой взгляд прямо с колес.

Ни о чем другом, кроме Каутского, империализма, богачей и бедняков, власти, телеграфов и мостов, в первую голову Ильич рассуждать не хотел. Ни о зайчиках, ни о маринованных грибках, ни о барышнях, ни о, прости господи, правильном употреблении кондомов.