К сожалению, писательница проходит мимо самых трудных вопросов сельского хозяйства, ограничиваясь почти совершенно одной лишь парадной стороной дела. Поэтому, все её термины, проценты, килограммы, литры - только медь звенящая. Мариэтта Шагинян может сказать, что решение таких вопросов есть дело партии и правительства, а не отдельного литератора. Совершенно верно. Однако если писатель серьёзно относится к своей задаче, то его прямая обязанность - представить обществу материал, в котором отражаются различные стороны действительности. Тем самым он способствует принятию правильных решений и сам участвует в жизни народа, а не является только гудошником (из оперы Бородина "Князь Игорь"), умеющим вовремя ударить в колокола с пением "Радость нам!" Писателей, способных дать обществу достоверный материал для решения его вопросов, критика школы Белинского называла "дельными".
К числу дельных произведений литературы можно отнести ряд очерков на темы советской деревни, появившихся в нашей печати одновременно с книгой Мариэтты Шагинян. Факты, приведённые в этих очерках, на первый взгляд носили частный характер, но они подсказывали общие выводы - например, мысль о недопустимости нарушений принципа материальной заинтересованности, имеющего большое значение для всей эпохи социализма, особенно в таком коренном вопросе нашей жизни, как союз рабочего класса с крестьянством.
Конечно, нужно трижды подумать, прежде чем писать на такие темы. Это дело серьёзное. Но Мариэтта Шагинян достаточно опытный автор, чтобы ответить на запросы читателя, который предан идеям Коммунистической партии, любит литературу и презирает гудошников.
2
В пользу этого мнения о Мариэтте Шагинян говорит прежде всего её литературное имя, а также некоторые места из "Дневника писателя". Приведём следующий пример. В беседе с начальником шахты Кукрусе выясняется, что за шесть лет своей работы "старуха" уже выработала всё, что ей положено, и дошла до границы своего шахтного поля. По целому ряду причин технического и экономического характера принято думать, что дальнейшая выработка была бы невыгодна. Между тем соседняя шахта только строится, а коллектив на Кукрусе работает хорошо, механизация слажена отлично, тонна сланца стоит дёшево, так почему же не перейти на поле соседней шахты? Мариэтта Шагинян согласна с этим предложением. "Тут я опять записываю от себя. Можно это представить психологически: люди обжились, "обработались" на своём месте, развили энергию, сладились, - а тут вдруг сворачивай всё и уходи. И они не ушли и не свернули, а пошли по сланцу дальше,- и это значит, что они сделали какую-то революцию в сложившейся технике и экономике эксплуатации шахты".
Однако в "Глаасланце" не признают это революцией, - по крайней мере, начальник управления и работники строительного отдела. Они ссылаются на указания министерства, на миллионы, потраченные для подготовки к строительству новой шахты, на удлинение откатки в старой и т. д. Только главный инженер управления поддерживает инициативу работников Кукрусе. Он доказывает, что все невыгоды, проистекающие из сохранения старой шахты, покрываются её хорошо налаженным производственным аппаратом и дешевизной её продукции.
Такова проблема, которую приходится решать Мариэтте Шагинян. Выслушав обе стороны, она решает, что в интересах государства свернуть строительство и продолжать работу на старой шахте; непонимание этого есть "формализм в выполнении плана". Собственно говоря, вопрос для неё заранее решён. В первый же день своего пребывания под крышей "Главсланца" она записывает: "в глубине души я всё-таки за Жукова, за смелую новую инициативу, за мою старую знакомку, милую Кукрусе". Вместе с главным инженером писательница побеждает сопротивление начальника. Сломленный её мягким упорством, он переходит на сторону правого дела. В конце всего эпизода Мариэтта Шагинян скромно торжествует, и читатель также доволен полезным вмешательством литературы в область практической жизни.