Дневник Марии Башкирцевой

Неаполь. Понедельник, 26 (февраля. Я продолжаю мои экскурсии. Мы едем в Сан-Мартино: это древний монастырь. Никогда не видала я ничего прелестнее. Музеи вообще оставляют меня холодной, но музей Сан-Мартино забавляет и привлекает к себе. Старинная карета синдика и галера Карла III особенно понравились мне. И эти коридоры с мозаичными полами, и эти потолки с грандиозной лепной работой! Церковь и часовни просто чудесны; их небольшие размеры позволяют оценить частности. Это собрание блестящих мраморов, драгоценных камней, мозаик, в каждом углу, сверху до низу, на потолке и на полу… Я немного видела замечательных картин — впрочем, да, были картины Гвидо Рени, Спаньолетто, страдальческие произведения Фра Бенавентура. Тут же старинный фарфор Капо ди Монте, портреты, сделанные шелком, и одна картина на стекле, изображающая эпизод с женою Пентефрия. Двор из белого мрамора с шестьюдесятью колоннами редкой красоты.

Наш проводник сказал нам, что в монастыре осталось только пятеро: три монаха и два мирянина, живущие наверху, в пустом флигеле.

Нас повели на какую-то башню с двумя балконами, висящими над другими высокими местами, которые кажутся пропастями. Вид оттуда так хорош, что просто можно обезуметь. Видны горы, виллы, неаполитанские равнины сквозь синеватый туман, который есть ничто иное, как далекое расстояние.

— Что происходит сегодня в Неаполе? — спросила я, прислушиваясь.

— Да ничего, это неаполитанский народ, — улыбаясь, отвечал проводник.

— И всегда так бывает?

— Всегда.

От этой груды крыш поднимался крик и непрерывный вой, словно постоянные взрывы голосов, о которых нельзя себе составить понятия в самом городе. Вам становится как-то жутко, и этот шум, и этот голубой туман каким-то небывалым образом заставляют вас чувствовать, на какой вы высоте, и у вас голова кружится.

Мраморные часовни привели меня в восторг. Страна, обладающая тем, чем обладает Италия, может считаться самой богатой в мире. Италия в сравнении с остальным миром то-же, что великолепная картина в сравнении с выбеленной стеной.

Как смела я судить о Неаполе в прошлом году?

Разве я его видела!

Суббота, 3 марта. Сегодня вечером я отправилась в церковь, которая находится в самом здании гостиницы. Есть бесконечная прелесть в любовных размышлениях внутри церкви. Вы видите священника, образа, сияние свечей, мерцающих во мраке, и я вспомнила Рим! Божественный восторг, небесное благоухание, восхитительные порывы! Как писать?. Чувство, овладевшее мною, можно выразить разве только пением.

Колонны собора св. Петра, его мраморы, мозаики, таинственная глубина храма, великолепие и величие искусства, древность, средние века, великие люди, памятники, — тут соединено все…

Суббота, 31 марта. К чему жаловаться? Мои слезы ничему не помогут, и я осуждена на то, чтобы быть несчастной. Еще это, а потом слава художника… А если… мне не удастся! Будьте спокойны, я не стану жить для того, чтобы плесневеть где-нибудь в семейных добродетелях.

Я не хочу говорить о любви, потому что я употребляла это слово из-за пустяков. Я не хочу призывать Бога, я хочу умереть.

Господи Иисусе Христе, дай мне умереть! Я мало жила, но испытала много: все было против меня. Я хочу умереть, все во мне также бессвязно и противоречиво, как мое писание, и я ненавижу себя, как всякое ничтожество.

Умереть… Боже мой! Умереть! Довольно с меня!

Умереть тихой смертью с прекрасной арией Верди на устах… Теперь ничего злого не пробуждается во мне, как прежде, когда я хотела жить на зло, чтобы другие не радовались и не торжествовали. Теперь мне это безразлично: я слишком страдаю.

Воскресенье, 1 апреля. Я похожа на терпеливого, неутомимого химика, проводящего ночи над своими ретортами, чтобы не упустить ожидаемого, желанного мгновения. Мне кажется, что это может случиться каждый день, и я думаю и жду… и как знать? Я с любопытством наблюдаю за собой с широко раскрытыми глазами, я с тревогой спрашиваю себя, не то ли это? Но я составила себе такое мнение об этом, что почти не верю в существование этого или думаю, что это уже было и не заключает в себе ничего необычайного.

Но к чему-же тогда мои мечты и книги, и поэты?.. Неужели они имели смелость выдумать что-нибудь несуществующее, чтобы прикрыть естественную грязь? Нет… иначе нельзя было бы объяснить предпочтения одних другим…

Неаполь. Пятница, 6 апреля. Король (Виктор Эммануил) приехал вчера, и сегодня, в десять часов утра, сделал визит прусскому принцу. В минуту его приезда, я находилась на лестнице, и когда он был лицом к лицу со мною, я сказала:

— Два слова, ваше величество, сделайте милость.

— Что вам угодно?

— Решительно ничего, ваше величество; я хочу только иметь право всю жизнь гордиться тем, что со мной говорил лучший и любезнейший из королей.

— Вы очень добры, благодарю вас.

— Это все, ваше величество.

— Я очень благодарю вас, я не знаю, как благодарить вас, вы очень добры.

И он обеими руками пожал мою левую руку.