Дневник Марии Башкирцевой

Паша пытался продолжать быть любезным. Но я дала ему поцеловать обе мои руки, прочесть стихотворение Виктора Гюго и вообще обращаюсь с ним, как с братом, что он и есть на самом деле.

Понедельник, 23 октября. Вчера, усевшись в карету, запряженную шестерней, мы уехали в Полтаву.

Переезд был веселый. Слезы в час отъезда из родительского дома вызвали всеобщие излияния, а Паша воскликнул, что влюблен безумно.

— Клянусь, что это правда, но не скажу, в кого.

— Если вы влюблены не в меня, — воскликнула я, — то я вас проклинаю.

Моим ногам было холодно, он снял свою шубу и покрыл мне ноги.

— Паша, побожитесь, что скажете мне правду.

— Клянусь!

— В кого вы влюблены?

— Зачем?

— Мне это интересно, мы родственники, я любопытна и потом… это меня забавляет.

— Видите, это вас забавляет!

— Конечно, но не понимайте меня в дурном смысле; я интересуюсь вами и вы хороший человек.

— Вы смеетесь, а потом будете насмехаться надо мною.

— Вот вам моя рука и мое слово, что я не смеюсь.

Но лицо мое смеялось.

— В кого вы влюблены?

— В вас.

— Правда?

— Честное слово! Я никогда не говорю так, как говорят в романах, и разве нужно падать на колени и говорить кучу глупостей.

— О! мой милый, вы подражаете кому-то, кого я знаю.

— Как хотите, Муся, а я говорю правду.

— Но это безумие!

— Да, конечно, и это-то мне и нравится! Это безнадежная любовь, а мне этого и нужно. Мне нужно страдать, мучиться, а потом… мне будет о чем думать, о чем сожалеть. Я буду терзаться, и в этом будет мое счастье.

— Молодо-зелено!

— Молодо? Зелено?

— Но мы брат и сестра.

— Нет, мы двоюродные…

— Это одно и то же.

— О, нет!

Тогда я принялась дразнить моего поклонника. И всегда не тот, кого я ищу!

— Я уехала с Полем, отослав Пашу в Гавронцы. На станции мы встретили графа М…, и он оказал мне несколько незначительных услуг.

Меня разбудили на третьей станции и я, вся заспанная, прошла мимо графа и слышала, как он сказал:

— Я нарочно не засыпал, чтобы видеть, как вы пройдете.

Меня ждали в Черняковке, но я была так разбита, что сейчас же легла спать.

Дядя Степан и Александр с женами и детьми пришли ко мне, когда я уже легла.

Мне хочется вернуться к моим! Уже здесь я чувствую себя лучше. Там я буду спокойна.

Я видела мою кормилицу Марфу.

Вторник, 24 октября. У меня не было детства, но дом, в котором я жила ребенком, мне симпатичен, если не дорог. Мне знакомы все люди и предметы. Слуги, переходившие от отца к сыну и состарившиеся в этом доме, удивились, увидя меня такой большой, и я бы предавалась приятным воспоминаниям, если бы не была занята следующими соображениями.

Меня называли мухой, но я не могла выговорить «Х» и говорила мука. Мрачное совпадение.

Я видела во сне А… в первый раз после отъезда из Ниццы.

Доминика с дочерью приехали сегодня вечером; я писала им утром. Долго сидели в столовой, которая соединяется с залой посредством арки, без всякой драпировки.

Мое платье «Agrippine» имеет большой успех. Я пела, не переставая ходить, чтобы преодолеть этот страх, который всякий раз охватывает меня, когда я начинаю петь.

— К чему писать? О чем мне рассказывать? Я вероятно навожу отчаянную скуку… Терпение!

Сикст V был только свинопасом и Сикст V сделался папой!

Будем писать дальше.

Тетя Леля вносит точно струю воздуха из Рима… Мне казалось, что мы только что вернулись из оперы или с Пинчио.

Громадная библиотека дедушки представляет большой выбор любопытных и редких сочинений. Я выбрала из них несколько, чтобы читать с тетей Лелей.

Четверг, 26 октября. Благословляю железные дороги! Мы в Харькове, в знаменитой гостинице Андрие, и уехали на тридцатилетних дедушкиных лошадях. Отъезд был взрывом искренней, простой веселости. Даже дышишь иначе с людьми, которые желают вам только добра.

Гнев мой прошел, и я опять думаю о Пьетро. В театре я не слушала пьесы и мечтала, но я в том возрасте, когда мечтаешь о чем бы то ни было, лишь бы мечтать.

Ехать ли мне в Рим или работать в Париже?

Россия нестерпима в том виде, в каком я вижу ее, благодаря обстоятельствам. Отец вызывает меня телеграммой.

Суббота, 27 октября. Вернувшись из Чернякова в наше старое гнездо, я нашла письмо от папа.

Весь вечер дядя Александр и жена его советовали мне увезти отца в Рим.

— Ты можешь это сделать, — сказала тетя Надя, — сделай — это будет настоящее счастье.

Я отвечала односложно, так как дала себе нечто вроде обещания не говорить об этом ни с кем.

Придя к себе, я сняла один за другим все образа оправленные в золото и серебро. Я поставлю их в мою образную, там.

Воскресенье, 29 (17) октября. Я сняла также картины, как и образа. Говорят есть одна картина Веронезе, одна Дольчи, я это узнаю в Ницце. Принявшись снимать картины, я захотела увезти с собою все. Дядя Александр казался недовольным, но мне трудно было сделать только первый шаг, а потом я продолжала спокойно.

Тетя Надя попечительница соседних школ. Она с удивительной энергией взялась за дело просвещения здешних крестьян.