Дневник Марины Мнишек

Дня 18. Разные вести, но много неверных, что Шуйский потерял Серпухов.

Дня 20. Тогда то и дело возобновлялись слухи, videlicet, что сторона Шуйского ослабела и войско должно было отступить к Москве, проиграв решающее сражение, о котором упоминалось выше.[285]

Дня 25. Пришли к пану воеводе тайно письма от того испанца, который уже раньше писал ему. Не останавливаясь на том, каким храбрым был этот человек, который отдавал их одному из наших при такой большой и постоянной страже, не спускавшей никогда с нас глаз, я думаю, важнее здесь представить только пункты из его писем, пространно написанных на испанском языке, о частых битвах Шуйского с Болотниковым, которого он называет все же гетманом Дмитрия. К тем чернецам, среди которых находился испанец, доходили известия более верные, нежели к нам, а он от чернецов все знал, живя вместе с ними немало, хотя и очень стесненно, под особой стражей, в жестокой нужде.

Передаю здесь те самые пункты, которые содержались в письме вышеупомянутого каплана Николая де Мелло.

“Уверяет сперва, что то, о чем он пишет, — это истинная правда. Извещает о происшедшем с 12 мая до того дня. Войско царя Дмитрия,[286] которое в то время около Калуги стояло, вступило в битву с войском Шуйского, у которого на поле полегло 13 000, а с другой стороны также убито 6000 мужей.[287] Предводителем в этой битве был некий Иван Болотников,[288] доблестный гетман Дмитрия.

После той кровавой битвы много из войска Шуйского как рядовых жолнеров, так и думных бояр на другую сторону передалось,[289] из которых первыми были князь Долгорукий,[290] также князь Андрей Телятевский,[291] и другие с выразительными фамилиями. В их числе один знатный пан, который до этого заправлял всеми делами Дмитрия в Москве и которого я здесь назвать не смею. Потом и другие битвы и кровавые стычки случались у Болотникова с войском Шуйского, и всегда он побеждал.

Видя несчастливое правление того тирана, пришли к нему 10 лучших бояр. Они тогда изобразили перед ним несчастья, происшедшие в его царствование, и великое, в столь короткое время, пролитие крови людской. Сказали, что он явно отвратил от себя сердца почти всех москалей и земли и что одни явно воюют против него, а другие предаются противной стороне, третьи же тайно действуют на благо неприятеля. Те же, кто еще при нем обретаются, делают это не из уважения или доброжелательности, как должны бы, но из боязни жестокостей, которые угрожают и им самим, и братье их, и всем домам их. И никто не заботится ни о чем другом, как только об имуществе и детях, которых царь отбирает и подвергает опасности. Сказав ему это, затем стали уговаривать его, чтобы он лучше постригся в монахи, а государство отдал тому, кому оно будет принадлежать по справедливости. Разгневанный Шуйский приказал отобрать имущество у этих панов и заключить их в тюрьму. Когда они, таким образом, откровенными речами и советами своими от тирана ничего не смогли добиться, другие, видя это, стали подбрасывать подметные письма и пасквили ему и его ближним. Чтобы пресечь это, царь созвал совет и от имени московского патриарха,[292] своего подданного, издал эдикт.[293]