Дневник метаморфа

Полная, круглая луна в безоблачном, пёстром от звёзд небе освещала поляну так ясно, словно солнце ещё не село и длились сумерки. Дядя Кроля больше не кричал, кажется, потерял сознание, но всего произведённого ранее шума было достаточно, чтобы начало сходиться зверьё. Сперва пожаловала пантера, но не решилась выйти — Шульга узнал её издали по гортанному ворчанию и отблеску широко расставленных глаз. Огромная кошка постояла в тени разлапистой ели, нюхая воздух, и снова скрылась между стволами — всё показалось ей слишком подозрительным. Умная, шкура. За нею пришла ксеноволчья стая, матёрый самец с самкой и молодняком. Эти были нахальными и могли испортить ловушку, ставленую отнюдь не на них. Шульга отпустил приманкину верёвку и отогнал волков парой выстрелов, уложил одного переярка, ранил другого и напугал остальных. Он вдруг понял, что совсем не боится их, а ведь раньше, года два назад, существенно напрягся бы в подобной ситуации. Стая больше не пыталась приблизиться, но и не уходила далеко: волки то и дело мелькали между стволами сосен и секвой, суетились, внезапно выныривая из-за хвойных лиан, чтобы тут же с рычанием спрятаться в густой зелени. Но вот звери насторожились, уши и шеи напряглись, хвосты поджались, и серые тени сгинули в подлеске.

— Ёбушки-воробушки… — пробормотал Шульга, чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом.

Ветви раздвинулись, вурдалак неторопливо вышел из гиблой чащи и выпрямился во весь рост. Он стал полностью седым, нет, серебряным, потому что в лунном свете шерсть отливала белым металлом. Но это, несомненно, был ранее виденный зверь — та же голова с вытянутой мордой, та же статура, те же висящие до колен лапы сжимались и разжимались, как у человека. Серебряный зверь принюхался к запаху пороха, дерьма и крови, и медленно пошел вперёд, прямо к яме. Вдруг остановился, принюхиваясь.

Алексей ощутил страх перед зверем и перед тем, что всё сорвётся. Он понимал, что другого шанса не будет, либо Шульга возьмёт вурдалака сейчас, либо сдохнет вслед за дядей Кролей. Он весь напрягся и застыл как часть механизма, каждая нервная клетка трепетала от азарта и страха совершить фатальную ошибку, однако руки знали своё дело: крепко держали винтовку и паучью верёвку. Вдруг раздался тонкий громкий визг, подобный свиному, который в прежние времена (да и сейчас порою) звучал по хозяйствам на страстной седмице, когда рачительные хозяева готовили мясо к светлому празднику воскресенья господнего. Это очнулся дядя Кроля.

— Петрович! — верещал старый вохровец. — А-а-а!!! Спаси меня, Христом богом тебя молю! Пощади!!! Буду ноги тебе целова-ать!!!

— Целова-ать? — членораздельно переспросил вурдалак, очнувшись.

Он оттолкнулся короткими задними лапами и прыгнул к добыче, словно сам собрался расцеловать этого милого встречного человека.

Тонкий слой дёрна, держащийся на сухих опорных ветках, просел воронкой и с хрустом ухнул вниз. Серебряный зверь провалился в яму с тем характерным тяжёлым и сытым звуком, который издаёт летящая на скорости живая плоть немалого веса, и взвыл, нанизавшись на колья. Алексей со всей силы рванул верёвку и несколько томительных мгновений слушал низкий вой своей страшной добычи и визг приманки — ничего не происходило. Но вот колода, утыканная кольями, сорвалась со своего насеста в сучьях, полетела как ядро, и припечатала вурдалака сверху.

— В писечку! — крикнул Шульга.

Он вскочил под хриплый и беспрестанный вой из ямы под колодой. Хорошо хоть дядя Кроля замолк, может, снова вырубился.

— Как была ты молодой, как была ты резвой! Через хату по канату сама перелезла! — во всё горло запел Алексей, пускаясь в пляс. — Лап, тап, пара люба!..

Он махал винтовкой и хлопал свободной ладонью по груди и бёдрам, словно проверяя целостность организма, а ноги сами по себе выводили простые и быстрые цыганские па, которым его обучил двоюродный дядя, кузен матери, на свадьбе у сестры Алексея.

— Парап, пара люба! Парап, пара люба, пара люба ге-е-ей!..

Он подтанцевал к яме и включил налобный фонарь.

Зверь был пойман, о да-а-а, он был пойман и надёжно скован. Словно гигантская серебряная котлета, зафиксированная зубочистками между огромных кусков хлеба, он истекал кровью и стонал, утробно взрыкивая на каждом выдохе. Из-под колоды торчала голова, не попавшая под колья, и правая передняя лапа с плечом. Спина от холки до хвоста, живот, задние лапы, всё его тело было с двух сторон насажено на дубовые колья. Осталось поднять его лебедкой, увязать паучьей верёвкой и транспортировать на базу к военным. Свобода в кармане, деньги в кармане. Кто царь-охотник? Лёха, ёпт!

— Добей, — кося налитым кровью глазом на Шульгу, сказал серебряный зверь. — Хочу. Покоя.

— Э нет, братец, покой нам только снится, — со смехом ответил Шульга.

Он отдышался, вынул из кармана рацию и нажал на кнопку.

— База, приём, — сказал Шульга.

На той стороне зловеще молчали.

— Приём, как слышно? — повторил Шульга. — Задание выполнено. Нужен эвакуатор.