Иду в гостиную, нагибаюсь над ноутбуком. На экране танцуют разноцветные круги. Рядом с ноутбуком мой раскрытый блокнот, как я оставила его вчера. Записи о том, что Ханне помнит с той ночи, когда исчез Петер, занимают две страницы.
Я нажимаю на клавишу, и компьютер запрашивает пароль.
Слава богу.
С губ срывается вздох облегчения, но в этот момент мой взгляд падает на пол. На искусственном паркете поблескивает мокрое пятно.
Сердце колотится в груди, в ушах шумит кровь.
Иду в прихожую, открываю дверь, вглядываюсь в темноту. Холодный ветер треплет мне волосы. Дрожа от холода, я ищу что-нибудь подозрительное. Сначала я ничего не вижу, но потом начинаю различать что-то в сугробе прямо перед дверью.
Это след от ботинка.
Я опускаюсь на корточки и разглядываю след. Можно различить контуры рисунка на подошве.
В середине – пятиконечная звезда.
Ханне сидит за столом в кухне Берит с чашкой чая в руке. На столе подсвечник с двумя зажженными свечами.
Сегодня воскресенье, второй адвент.
Голова болит от усталости. После того как я услышала подозрительные звуки утром и обнаружила, что мой ноутбук включен, я уже не смогла заснуть. Ворочалась в кровати, пока не зазвонил будильник.
По дороге в участок я думала, рассказать ли Манфреду о том, что произошло ночью, но в свете дня это происшествие показалось мне глупым: шум, след от подошвы, который мог быть старым. Может, мне только померещилось, что кто-то прятался за деревьями. От страха перед ворами много чего может померещиться.
Я смотрю на стол.
Рядом с подсвечником лежат фотографии мертвых тел Азры и Нермины Малкоц, карта Урмберга, протокол допроса и заметки Манфреда.
Мы здесь уже больше часа. Манфред подробно рассказал о расследовании и сообщил все, что нам удалось узнать о Нермине, Азре, исчезновении Петера, медальоне, который был на шее у Ханне. Он намеренно не рассказал о Стефане Ульссоне, чтобы Ханне могла сама вспомнить без наших подсказок.
Ханне все прочитала, сделала пометки в блокноте и задала вопросы. Берит сделала второй чайник чая, выгуляла собаку и наконец уселась в соседней комнате с вязанием.
Очевидно, что Ханне не помнит ничего о расследовании. Мы с Андреасом вообще не понимаем, какая польза от попыток заставить ее вспомнить. Если, конечно, в этом была цель нашего визита. А у нас столько дел. Прокурору нужна информация для принятия решения о продлении ареста.
За окном светит бледное утреннее солнце. Тонкая розовая полоска виднеется над верхушками деревьев, на опушке леса постепенно рассеивается туман. Солнечное утро выглядит многообещающе, но я знаю, что по прогнозу завтра сильный снегопад.
Ханне откладывает в сторону очки и трет глаза. В печке потрескивают поленья.
– Ты же знаешь, что я ничего не помню? – говорит она, глядя Манфреду в глаза.
Манфред кивает и накрывает ее руку своей.
Она улыбается. Он улыбается в ответ.
Видно, что они понимают друг друга без слов.
– Что ты хочешь знать?
– Я хочу знать, один ли человек убил Нермину и Азру. И я хочу узнать, кто это.
Ханне смеется и сжимает его руку.
– Я же не ясновидящая.
– Ясновидящая, – шире улыбается Манфред.
Ханне выпускает руку Манфреда и начинает распутывать колтун в кудрявых волосах.
– Ради тебя самого, Манфред. Все, что я скажу, это гипотезы, основанные на весьма
– Разумеется.
Ханне вздыхает, качает головой. Видно, что ситуация ее забавляет.
– Я не люблю делать поспешных выводов.
– Но какой вывод ты бы сделала?
– Я бы сказала, что эти два случая связаны. Маловероятно, что девочка и ее мать обе погибли на одном и том же месте, хотя между этими событиями прошло много лет и травмы различаются. Думаю, мы имеем дело с одним и тем же преступником. С другой стороны, есть признаки того, что преступника с жертвами связывали близкие отношения.
– Объясни подробнее.
Ханне кивает.
– Преступник выказал своего рода… заботу о жертвах… Он или она, но можем говорить «он» – так будет проще, – уложил девочку на спину и сложил ей руки на груди, прежде чем засыпать ее камнями. Устроил ей почти похороны. У меня создалось ощущение, что он ее… уважал… То же и с Азрой. Он положил ее под елью и сложил руки на груди так же, как и у Нермины. Думаю, он их знал. И любил…
Ханне надевает очки, заглядывает в записи и продолжает:
– Но у нас еще есть разбитое лицо Азры…
Она умолкает и хмурит лоб. Какое-то время молчит.
Мы смотрим на нее, затаив дыхание. В соседней комнате покашливает Берит.
– На первый взгляд, это не состыковывается, – произносит Ханне. – С уважением к жертве, например. Когда уважаешь кого-то, не разбиваешь ему лицо камнем. Это делаешь, когда ненавидишь человека, или в приступе гнева. Но на это могут быть и другие причины. Более банальные.
Манфред поднимает глаза от блокнота.
– Да, – продолжает она более уверенно. – Может, у него не было времени спрятать тело и он разбил ей лицо, чтобы затруднить опознание.
– Но человека все равно можно идентифицировать, – возражаю я. – С помощью ДНК, например.
Ханне пожимает плечами.
– Да, но это сложнее. Нужна проба для сравнения. То же и с отпечатками пальцев.