Дневник москвича. 1920–1924. Книга 2

Сухаревку опять «приостановили», т. е. торга на ней не производится. На Земляном валу рынок растет. Он вытянулся теперь от угла Фурманного переулка чуть ли не до Курского вокзала. Теснота непроходимая. Спешащие на вокзал пробираются через рынок с трудом и жестоко ругают кого-то за неоткрытие Сухаревки, где, конечно, просторнее и во всех отношениях удобнее, как для аборигенов рынка, так и для тех, коим нужно только пройти через него.

В газетах чуть ли не каждый день ноты Чичерина; там же зачастил издавать военные приказы Троцкий, как председатель Реввоенсовета. Стеклов и Д. Бедный тоже «борзятся», не отставая от своих «министров» в задирке поляков, Нуланса и мировой буржуазии. Намекают во всех своих писаниях, что сила сопротивления советской России от голода не ослабла. Одним словом — мы-ста, да мы-ста!

Кооперативы заторговали вовсю и превратились, собственно, в тех же частных обирателей. Торгуют конфетами по 32.000 руб. ф., капустой по 900 р. ф., колбасой по 16.000 р. ф. Умные люди говорят, что скоро их товары будут дороже рыночных. Да и немудрено: вон у нас в НКПС говорят, что расходы его кооператива исчислены в И млн. р. Надо же их покрывать «прибавочной стоимостью». Дело становится все запутаннее. В текущей политике «рабоче-крестьянского» правительства рабочие да крестьяне менее всех понимают свои выгоды или невыгоды. Идет, попросту сказать, через пень в колоду. Правда, в последнее время частные лавочки превращаются в магазины. В некоторых обилие и разнообразие товаров. Все потаенное стало явным. В окнах магазинов видятся с тротуаров такие вкусные вещи, которыми мы, бывало, пленялись у Елисеева или у Белова. И черт знает откуда берутся покупатели! Где они достают те миллионы, которые необходимо иметь, чтобы лакомиться теперь арбузом, балыком, орехами, «чарджуйской» дыней и прочей гастрономией! Теперь стакан подсолнышков стоит 1.000 р., а не токмо что-нибудь такое иное прочее!

Английское правительство не разрешило въезд в Англию Шаляпину. Луначарский, посылая его туда, ожидал, вероятно, что он напоет там в пользу голодающих горы золота, а Федор Иванович ехал туда может быть, ростбифа покушать да виски потянуть. Посиди-ка, несравненный, в Москве и поддержи коммерцию своих новоявленных Елисеевых!

Глядя на эти объядения, я почувствовал себя тоже голодающим и вследствие этого взял аванс под содержание 200.000 р. да получил за два вояжа от Красных ворот до Петровских линий (в ВЦСПС) 60.000 р. и… арбуза да семги отведать не подумал, а столковался с нашим милым Егором дворником, чтобы тот в компании с соседним дворником распилил и наколол 2,5-саженный запас дров. И за 95.000 р. они это сделали, причем и мы с Лелей помогали им, а то пришлось бы заплатить и все полтораста.

Вот, кому не грех почревоугодничать: футуристу Маяковскому. Он чего-то там помазал, плакаты, что ли, или какие-то декорации, и закатил счет на 32.000.000 р. Теперь требует их с Наркомпроса судом, добровольно все-таки и ему не платят. Как-никак, а для его мазни гонорар невероятный!

Благодаря любезности своего футуристически-талантливого родственничка Б. А. Фердинандова был на днях бесплатно в Колонном зале Дома Союзов (бывшее Благородное собрание, а теперь тоже «собрание», только «совсем с другой стороны», оно же временами и покойницкая, или морг, куда заносят на поклонение усопших или убиенных знаменитостей наших дней). Был там, как гласит афиша, «экспериментальный спектакль коллектива театра им. Сафонова». Эксперимент совершался над «Царем Эдипом» Софокла. «Слова (Софокла) переработал» (по-своему) Владимир Шершеневич. Постановка «в планах трагической оратории Б. Фердинандова и Е. Павлова». Перед спектаклем Шершеневич сказал «вступительное слово о метро-ритмической разработке спектакля».

Вот в том-то и дело, что тут все было на метры. Какая-то невидимая публикой партитура владычествовала над движениями, жестами, голосами и мимикой игравших молодых людей. Фердинандов, Шершеневич и Павлов сговорились выдрессировать «коллектив» театра и сделали это с ловкостью Дурова, кстати оставив в дураках и многочисленную публику, собравшуюся посмотреть на их метро-ритмические эксперименты. Нам нельзя было посмеяться даже над их кривым зеркалом, — они назвали бы нас невеждами. Меня занимает теперь вопрос: к чему такие уродливые эксперименты проделываются? Не сатира ли это над современными государственными экспериментами? Однако тов. Мухин, метро-разделавший «Царя Эдипа», был очень интересен. Или его «арии» удались экспериментальщикам, или он обладает изюминкой. Такой же эксперимент предложат и над «Грозой» Островского. Жажду посмотреть. Тогда, может, пойму окончательно, где надлежащее место таким экспериментам: на Канатчиковой даче или на серьезном театре?