Дневник мусарки

Мукашке стало плохо, она начала расстегивать верхнюю пуговицу форменной рубашки, а галстук убрала в карман. Тихонько встав со своего места, она позади всех в полусогнутом положении прошла к двери. Стоявший конвойный, словно дворецкий, открыл дверь, и тут судья заорала как ведьма, да так, что все перепугались. Не знаю, что с ней произошло тем утром, из-за чего она вела себя как пациент психиатрической больницы. То сидела важная как сова (кстати, она всегда мне ее напоминала, еще и моргала медленно и долго, как будто ее чем-то накрывает), то могла легко и непринужденно улыбнуться. В общем, эта большая, тучная и злая женщина маленького роста надолго запомнилась не только Мукашке, но и всему району.

Ну так вот, она как заорет. Мол, зал суда не проходной двор, и никто не может выйти или зайти без ее согласия. Мукашка ответила, что ей плохо, и нужна медицинская помощь, а потом прошмыгнула под рукой конвойника, придерживавшего отворенную дверь. Всю дорогу до отдела она ругалась сама с собой, почти вслух: «Как можно сказать «сучья свадьба»? Как? Людям! Живым людям!» Шла и сама с собой ругалась. Придя в отдел, следователь побежала в свой кабинет и стала рассказывать, а все коллеги только и смеялись, разводя руками, говорили, что привыкли к ее выходкам. Оказалось, она одинокая, никому не нужная, но властная женщина, которая любила показать свое превосходство, кто бы перед ней ни предстал. Никто не мог ей противиться, у нее были очень хорошие связи, да и все по старинке понимали, что с такими людьми лучше не связываться, проблем не оберешься. И все-таки то человеческое, что было в душе Мукашки, оно не могло успокоиться еще очень долго. Ее терзало осознание, что жизнь несправедлива, мир устроен как-то неправильно, все не так, как она себе представляла. Она верила, что нельзя так жить, нельзя так с людьми обращаться: все под одним небом ходим.

Михаил получил шесть лет лишения свободы, всего лишь навсего. Он убил человека в третий раз, им оказалась мать двоих детей, его же возлюбленная, жена его младшего брата, а ему дали всего-ничего: шесть лет колонии строго режима. Какая несправедливость. У Мукашки в голове была мысль, что если у убийц забирать органы. Вот он убил трех человек — значит надо применить к нему эфтаназию и забрать, например: сердце, легкое, почку, печень, селезенку. Каймак сказала: «А кто согласится? Носить в себе убийцу, пусть и часть, но все же он был убийцей, я, например, нет, а ты?» Мукашка пожала плечами и спустилась в дежурную часть пить чай.

Лондон, гудбай

В начале декабря 2013 года гражданин Великобритании, допустим Микаэль, находясь на территории моего города, изготавливал материалы с порнографическими изображениями несовершеннолетних, не достигших четырнадцатилетнего возраста.

Да-да, вы не ослышались, в нашем маленьком городишке с населением в 400 000 человек есть и такие преступления, это вам не картошку воровать на чужой даче.

А дело было так. Тридцатипятилетняя женщина одна воспитывала тринадцатилетнюю дочь. Семья была не очень-то материально обеспеченной: мать трудилась в парикмахерской техничкой, дочь училась в школе в средних классах, а горе-папа алименты вовремя не платил. Жили они вдвоем в частном доме, мама старалась сделать все, чтобы дочь не чувствовала себя изгоем среди одноклассников. Она пыталась одевать свое чадо по моде, пусть недорого, но и не вещами из старого сундука. Совсем позабыв о себе, растрепанная и лохматая, вечно не догоняющая, что происходит вокруг, Наташа работала только на свою единственную дочь. Надо прокормить и одеть, плюс оплатить коммунальные услуги, на большее она не тянула, на себя у нее вообще не хватало. Итак, доча была предоставлена себе сама. Она не была похожа на свою вечно тупящую замухрышку-мать, видимо, пошла в отца. Мама была рыжей, что ли, высокой и бесформенной, я бы сказала, швабра, но нельзя так выражаться, если бы моя мама услышала, что я кого-то оскорбила, она бы непременно расстроилась, так что…