Дневник мусарки

Он сообщил, что ее муж попал в аварию ночью. В глазах все потемнело, какой-то непонятный звук вонзился в уши, она не понимала и не слышала, что ей говорят, она ничего не соображала. Ее двадцатитрехлетие, она уставшая, голодная, с мокрыми до колен ногами, изнуренная, к тому же добита этой новостью. С работы не отпускают, потому что срок по делу вот-вот истечет, а она до сих пор не ознакомила с материалами уголовного дела никого из участников. Выйдя на улицу, Мукашка взяла в руки снег, растерла по ладоням, тем самым вымыла их и растерла снег уже по лицу, он был мягкий. Ей нужно было прийти в себя, она почувствовала, как кожа рук стала гореть, а затем тепло пошло и по лицу. Разозлившись, она поднялась на второй этаж и прошла в свой кабинет, время было уже обеденное, никого в отделе не было. Следователь долго провозилась с трупом в морге, поэтому поздно приехала, и еще этот неприятный разговор с шефом выбил из нее все силы. Но ни завтракать, ни обедать она не собиралась. Договорившись с прокурором о сдаче дела без экспертизы, она позвонила представителю потерпевшей. Ознакомив его с материалами дела, она рванула в город. Все в тех же мокрых сапогах она прошла в следственный изолятор, где ознакомила с материалами дела обвиняемого, пообещав, что факсом через администрацию скинет заключение экспертизы о его вменяемости. Естественно, его не волновали результаты, он понимал, что получит большой срок и, возможно, не вернется домой уже никогда, если только в гробу.

Быстро, как только можно быстро, она вернулась в район, где должна была передать дело с сопроводительным письмом в прокуратуру, чтобы сроки исчислялись уже за прокурорскими работниками, мол, дело передано без нарушения сроков. Она стала нервно печатать сопроводку, и тут снова показалось лицо шефа. Он стоял на пороге, прислонившись головой к дверному косяку, даже не стал проходить в кабинет. Его лицо было мрачным, он тяжело вздохнул. Она смотрела на него и понимала: «Где-то, с*ка, снова накосячила». Она допечатывала сопроводительное письмо и в этот момент молилась: «Хоть бы что-нибудь не навязал, хоть бы, хоть бы я сейчас пошла домой, господи, в конце концов, у меня сегодня день рождения». — «Борис в реанимации», — негромко сказал он, к ее удивлению. Она встала из-за стола, стала кричать и метаться по своему крошечному кабинету, казалось, ее разорвет сейчас от злости. Она стала ругаться, и тот начал ее успокаивать, говорить, что с Борисом все в порядке.

Она стала переодеваться в гражданскую одежду, скинув с себя форму и накинув манто. Она даже забыла про головной убор. Закрывая кабинет на ключ, руки ее не слушались. Как в фильме ужасов, она не могла воткнуть ключ в замочную скважину. Шеф орал: «Сдай дело, потом иди куда хочешь», — но ей было наплевать. Она крикнула на весь коридор что было силы: «Сам сдашь, не сломаешься». Это было впервые, когда Мукашка показала характер своему пусть и не большому, но начальнику. Выбежав на улицу, она стала ловить попутную машину и одновременно звонить мужу на телефон, трубку никто не поднимал. Наконец-то какая-то машинка остановилась и подбросила ее до окраины города, где она села в нужный автобус до областной больницы. В пути миллион мыслей посетило ее голову: «Надо было заехать домой переобуться, ноги, наверное, запрели, о боже, как холодно, как есть хочется, оказывается, ба-а-а, какие у меня руки грязные. И все-таки нужно было заехать домой. А че делать сейчас, когда он проснется, что мне делать? Я даже не знаю, что сказать. Надо было отменить день рождения. Надо позвонить Каймаку, пусть всех обзвонит, чтоб никто не приходил, и в кафе тоже позвонить, сказать, что банкет переносится». В автобусе она все же позвонила своей подруге, коллеге, наставнице, девушке по прозвищу Каймак. Попросила ее перенести мероприятие на другой день. Та охотно согласилась, она тоже знала, что муж Мукашки в больнице.