Дневник написанный кем-то

Газета медленно опустилась на стол и на Молчанова уставился томный задумчивый усталый взгляд. Легкая щетина, грубые и брутальные черты лица, идеально подобранная рубашка, узел элегантной четвёркой.

«Что-нибудь будешь?»

Молчанов робко покачал головой отнекиваясь от его предложения,

«Официант!»

К столику подбрёл долговязый паренек высокого роста. Он глубоко наклонился над их столом и вопросил чего угодного джентльменам выпить или закусить.

«Водки нам…. Мммм… бутылку и Закусь не забудь, нарезочку хорошую поставь и скажи пускай потолще режут.

Официант повиновенно кивнул головой и удалился.

«Не выпить здесь это сущий грех, который потом не лезя будет замолить. Будешь жалеть и плакать до конца своей жизни, что не выпил здесь со мной.» Закуривая хриплым голосом проговорил Алистер.

Поправив свой перстень, он глубоко затянулся и выпустил клуб дыма к потоку.

«Слышал что-нибудь о глупой итальянской поговорке про вино и любовников? Забавно что кто придумал ее своем не глупец, а во все наоборот умен и скорее всего уже стар, но явно не мудр проживший жизнь скучно и нелепо. Вот так и мы живем так скучно и нелепо, что потом придется выдумывать себе оправдания и утешения»

В это время подоспел долговязый принося на большом серебряном блюде бутылку водки.

Алистер разлил по рюмкам и угрюмо поднял одну из них вверх

«Выпьем за славную жизнь и чтоб даже когда трезв ты был слегка пьян»

Рюмки звонко звякнули послышался резкий вздох.

Молчанов неожиданно изменился в лице по нему пробежала легкая дрожь, сглотнув он почувствовал жар, проходящий по груди, а после горькое и мерзкое послевкусие

«То то это тебе не виски хлестать» злорадно прохихикнул Алистер.

Официант вновь подоспел и установил на стол блюдо с нарезанным копченым мясом, колбасой и сыром нарезанных на толстые ломтики. Парень с почтением кивнул головой и немедленно удалился.

Алистер разлил еще.

«За здравый смысл во всех его проявлениях» — произнес он и опрокинул рюмку.

«Как это во всех его проявлениях?» — слегка заикаясь спросил Молчанов

«За жизнь без трусости, без страха и без всякого разочарования в ней. Ведь знаешь жизнь всегда дает второй шанс, и ты должен воспользоваться им, а иначе за третий шанс тебе придется очень сильно побороться, но этот шанс не меняет прошлое и наврятли изменит настоящее, но в чем точно не стоит сомневаться так это в том, что будущее форменно и изменнимо»

Молчанов явно замялся, он стыдливо опустил уже слегка пьяные глаза в пол, а потом и вовсе рухнул лбом в низ на белоснежную кружевную скатерть.

«Какого знать тебе об этом?» — всхлипывая проговорил Молчанов, выдвинув свои глаза, прячущиеся за его локтями.

— «Когда я был совсем мелким юнцом, я считал себя жалким и брошенным паренеком, а чего рос я в приюте мои воспитатели шушукались меж собой о том как мой отец будучи психом и пьяницей зарезал мою совершенно такую же мать, я старался пропускать все это мимо ушей не верил, пока сам не вспомнил как прятался под кухонным столом и писался в штаны от страха, когда отец хватался за кухонный нож, от чего стал груб и жесток. Все это не дало мне лучшей жизни, которую предлагали мне приемные семьи, сначала все списывали на возраст ждали, когда повзрослею, а когда вырос на мне поставили крест.»

Алистер налил себе рюмку и затянувшись сигаретой и не капельки не поморщившись выпил ее залпом.

«Но несмотря на все это всегда верил, в то что моя жизнь все-таки наполнена смыслом в то что в мире есть что-то светлое и непорочное, что непременно спасет меня, да и тогда я встретил ее ту ради которой я был готов жить, помню, как мы закрывались от лишних глаз, убегали к холму и долго долго целовались, озаряясь алым закатом уходя поцелуями в черную звездную ночь. Чего ж еще нужно шестнадцатилетним подросткам грезящих о цветущих мечтах и о лучшей светской жизни. Когда я был рядом с ней вся моя грубость растворялась в облаках, и я хотел быть самым нежным человеком на всей белой земле. Но знаешь, как оно бывает, там, где есть свет там есть и тьма в тот год я потерял все себя, свой смысл, весь мир для меня рухнул. Все это началось за долго до этой тьмы навившей над моей жизнью и жизнью нашего приюта, в детстве я был буйным парнем в свои двенадцать я материл и издевался над надзирателями и после одной из таких стычек очнулся уже в белой палате лазарета тогда я видел ее там она лежала такая хрупкая такая беззащитная в ту же ночь я увидел нависшую над ней тьму, прикасающуюся к ее телу. Я даже и не пискнул, я вжался как последний трус. Я думал, что я выдумал все это, что это просто был мой сон. К следующему утру тьма начала сгущать краски, самоубился совсем юный мальчишка. Я думал тогда что это все случайность дело случая, но потом через шесть с половиной лет я потерял все. На моих глазах…»