Дневник немецкого солдата. Военные будни на Восточном фронте. 1941 – 1943

Вечером я вышел из леса по узкой тропинке, чтобы посмотреть на маленькую деревню, находящуюся непосредственно по соседству с нами, в ней были только мирные жители. Мне докладывали, что в ней еще много молодых мужчин, что казалось довольно подозрительным из-за большой опасности, которую представляли собой партизаны. Это была идеальная местность для них.

Тропа вела через отдельные участки болотистой почвы. Приходилось быстро перепрыгивать через стволы упавших деревьев. Неожиданно выходишь из чащи и оказываешься перед деревней. Она окружена желтыми посевами пшеницы, блестящего ячменя и темно-зелеными картофельными полями – просто как остров среди лесов.

На юго-востоке местность круто обрывалась к болотистой низменности с низкорослыми кустарниками, протянувшейся до русла реки, вдоль которой шла линия фронта. Тут не было видно никого. За рекой начинался лес, который доставил нам столько неприятностей из-за своей огромной протяженности и густого подлеска. Когда смотришь на карту, видишь только небольшие, далеко друг от друга разбросанные деревеньки, сосредоточенные на задней стороне вытянутых пологих холмов. Мы долго смотрели на местность и согласились с тем, что противнику трудно будет прорваться сюда.

Когда повернули по направлению к деревне с ее обитателями, большинство из которых жили в землянках, мы увидели обычное пространство вытоптанной земли перед каждым домом. Оно было чисто подметено, и вокруг полукругом стояли снопы. В центре одного такого пространства старик веял пшеницу. Он подбрасывал зерна широкой лопатой, ветер выдувал мякину, и золотые зерна падали на землю. «Много, много хлеба», – говорил он. Чувствовалось, что щедрость земли отражалась в словах и в жестах его и окружающих его людей.

На ступеньке лестницы сидела молодая девушка и смотрела на меня. На ней было светлое платье, глаза у нее были ясные и умные, и она мне показалась привлекательнее любой другой девушки, которую я видел вот уже в течение долгого времени. Но я отбросил эту мысль в тот же момент, как она мне пришла в голову, потому что не могу позволить себе думать об этом. Ко мне легкой походкой направились молодые люди, которые и были целью моего визита. Они прищурясь смотрели на меня. Но, присмотревшись, я увидел, что они просто выглядели более зловеще, чем были на самом деле, и доверие возросло с первой сигаретой.

Я думал, нужно ли было запирать их на ночь; не годилось, если бы они перешли к неприятелю. Но это было слишком хлопотно – не мог же я держать под наблюдением пол-России. В конце концов я решил направить своих помощников в качестве пропагандистов. Присутствие девушек уже сделало их беспокойными. Люди здесь с более живым характером, чем те, что были в районе Смоленска; они веселее и открытее. Уже ощущается влияние юга. Некоторые женщины более солидного возраста все еще носили нечто вроде национального костюма. На них были белые головные платки, повязанные как на монахинях, с цветной лентой вокруг лба. На кофтах, на линии шеи, – узкая расшитая кайма, а рукава крепятся к плечам цветной лентой шириной в три дюйма. Они носят белую ткань, обвязанную вокруг икр крестообразно при помощи черных лент. Внизу виднеются их босые ноги.

Почти все мужчины носят бороды. Их головы покрывают неухоженные волосы, часто также побелевшие. Сгорбившись на своих повозках с низкорослыми лошадьми, оборванные и босые, сидящие так низко, что их ноги почти касаются земли, они выглядят как гномы. С ворчанием и Щелканьем кнута они погоняют своих крепких лошадок, этих измученных существ, которыми управляют при помощи веревки, повязанной вокруг морды. Даже дети обращаются с ними так будто скакать рысью – их нормальное состояние.

Я видел старика, который правил своей лошадью, лежа на животе на погруженной на телегу ржи, его глаза озорно блестели на заросшем дикой бородой лице. Я видел еще одного, который носил фельдфебельские усы, кончики которых всегда подкручивал вверх. Он сказал мне, что был в плену в Майнце во время Великой (Первой мировой) войны. Я стоял посреди деревни, раздавая конфеты детям. Я уже хотел дать еще одну одному мальчику, но он отказался, сказав, что у него уже есть одна, и отступил назад, улыбаясь. Две конфеты, подумать только, это слишком много. Это будет большой наглостью и бесчестно по отношению к дружелюбному иностранцу. Это правда.

В пять часов должна была начаться атака дороги, ведущей в К. До этого времени не было никакого отдыха. Телефон не умолкал все время. Ребята проложили много километров провода, но они были на ногах всю ночь из-за постоянных обрывов линий связи.