Дневник Ноэль

Чем ближе я подъезжал к дому, тем сильнее накатывали самые разные чувства. Проезжая по старым улочкам, я будто слушал исцарапанные виниловые пластинки на патефоне – шорох иглы, скользящей по поверхности пластинки, был неотъемлемой частью музыки, как и сами песни.

После переезда из Юты я так ни разу и не бывал в этом доме. Да что уж говорить, я и в Юту вернулся впервые. Не то чтобы у меня не было возможности, скорее, не было в этом потребности. Местные газеты, «Дезерт ньюс» и ее заклятый враг «Солт-Лейк трибьюн», часто писали обо мне, называя меня «сыном Юты», хотя я никогда не претендовал на такое звание. Я не давал интервью ни той, ни другой газете, отказывался устраивать автограф-сессии или выступать, хоть мне и сулили немаленький гонорар, только потому, что это была Юта.

И вот я здесь, не за деньгами, не для прессы, не под фанфары, крадусь тихо, словно вор в ночи. Или, может, лучше сравнить меня с солдатом, который один возвращается на поле боя, где был ранен. Мой собственный Юта-Бич.

* * *

Во всем районе царила разруха. И, похоже, в ближайшем будущем никто его облагораживать не собирался. Почти на каждом доме висел американский флаг или алая буква «U», символ университета Юты. Большинство дворов были огорожены проволочной сеткой или снежными насыпями. На подъездных дорожках стояли настолько старые автомобили, что их уже можно был причислять к коллекционным – скорее всего, они ни разу не меняли владельца. Некоторые из них мне даже показались знакомыми – я помнил их с детства.

Приближаясь к дому, я чувствовал нарастающую во мне тревогу. Куда ни глянь, отовсюду ползли воспоминания, по большей части неприятные. Как вот этот покосившийся дом с пластиковыми фламинго, скаредная хозяйка которого каждый день кричала на меня, когда я шел из школы, чтобы не наступал на ее газон. Или вон тот, через два дома отсюда, где жил старик, который как-то раз жег листья, когда я проходил мимо, а потом обвинил в поджоге меня и грозился вызвать полицию. Возможно, это был просто бедный район, но мне всегда казалось, что он насквозь пропитан желчью.

Подъехав еще ближе к дому своего детства, я увидел высокий кряжистый дуб, где погиб мой брат. Я видел тогда, как Чарльз взобрался на дерево, а потом случайно схватился за высоковольтный провод, и его ударило током. Послышался громкий треск, и брат упал на землю в нескольких метрах от меня. Я был единственным свидетелем и сломя голову бросился домой за помощью. Даже сейчас мне стало дурно от одного вида этого дуба.

Наконец я подъехал к дому. Как и все вокруг, он тоже стоял в запустении. Это был простой одноэтажный дом из красного кирпича с белыми облезлыми рамами и одним чердачным трехстворчатым окном. На крыше с полметра снега, с водостока по всему периметру свисали сосульки. Одна, с южного угла дома, доросла до земли, образуя столб, будто в пещере сталактит слился со сталагмитом.

Засыпанные снегом бетонные ступеньки поднимались к небольшому крылечку, на которое выходила белая парадная дверь, скрывающаяся за алюминиевой решеткой.

Все казалось намного меньше, чем в детстве. Я слышал, так бывает, когда возвращаешься в места своей юности. Может, когда ты маленький, все видится большим. А может, просто наш мозг работает по принципу зеркала заднего вида, только не уменьшает, а увеличивает.

Огромный почтовый ящик так и стоял на своем месте, весь покрытый льдом. В детстве я часто думал, что мог бы легко в него поместиться. Лет в шесть несколько раз даже был готов наклеить на себя марку и залезть внутрь. Мне кажется, это кое о чем говорит.

Палисадник окружала переросшая изгородь из пираканты, на фоне снега алели яркие гроздья ягод.

Перед домом стоял двухместный серебристый «Мерседес-Бенц», внутри сидели двое. Водитель увидел меня в зеркало заднего вида. Когда я заглушил мотор, он вышел и направился ко мне. Невысокий мужчина с блестящими, аккуратно уложенными волосами. Розовое поло, джинсы и легкие туфли. Я вышел навстречу.

– Мистер Черчер? – поприветствовал он меня.

– А вы, должно быть, Брэд Кэмпбелл, – пожал я ему руку.

– Рад встрече, – произнес адвокат и как бы между прочим взглянул на дом. – Ну как? Нахлынули воспоминания?

– В машине ваша жена? – вопросом на вопрос ответил я.

– Да, – замялся он. – Ее зовут Кэти. Простите, упросила меня взять ее с собой. Она так надеялась увидеться с вами.

– Так в чем же дело? Скажите, чтобы выходила, – предложил я.

Брэд повернулся к машине и махнул рукой. В тот же миг с пассажирского сиденья, словно на пружинах, подскочила его жена. С собой у нее была неподъемная холщовая сумка. От моего вида лицо ее перекосило то ли от страха, то ли от ужаса.

– Добрый день, Кэти, – сказал я.

Кэти Кэмпбелл поставила сумку с книгами на промерзшую землю и протянула руку.

– Мистер Черчер, не представляете, как я рада вас видеть.

Честно сказать, я представлял. На ногах у нее почему-то были разные кроссовки. Может, это такая мода здесь, в Юте.

– Благодарю, – взял я ее за руки. – Я тоже очень рад нашей встрече.