Дневник одинокого копирайтера, или Media Sapiens

– А… А то я помню, у меня случай был, еще с покойным Пашей-гномом, земля ему пухом. Был у него конфликт один…

Минут тридцать Никитос рассказывает в деталях, чем занимался Паша-гном, а также чем занимался в то время он сам, как они первый раз встретились и на каких уважаемых людей кто из них работал. Меня всегда раздражала эта особенность криминальных элементов и приблатненных чуваков часами растирать былинные истории про то, кто чего «контролировал» в девяностых и кто с кем в каких был отношениях, превращая все в этакий эпос типа «Старшей Эдды». Кто из криминальных богов скольких завалил, у кого с кем были конфликты и какую роль сыграл в их решении рассказчик. Как правило, сам рассказчик в то время был мелкой рыбешкой, но за неимением свидетелей спустя годы его вчерашний статус резко возрос.

Причем об убийствах рассказывается детально, с указанием числа выстрелов и описанием места «стрелки». И все это непременно перемежается лицемерными «прости господи», «царствие ему небесное», «упокой его душу», «дай ему Бог» и т. д. Внимательно выслушав все перипетии истории Паши-гнома, я возвращаюсь к своей проблеме:

– Никит, так как же быть?

– Мужики, – Никита обнимает нас за шеи и наклоняется к нам, – давайте завтра об этом. Сегодня такой день хороший! Встретились, выпиваем за успех. А завтра ты, Сашка, подъезжай ко мне в офис, там все и решим. Выпьем?

– Выпьем, – устало соглашаюсь я. Приносят горячее. Минут пять все сосредоточенно жуют, потом Никитос откладывает приборы и говорит:

– Мужики, а я вот что хотел спросить. То, что вы с «Зевсом» разыграли, – это же чистая подстава, так?

– Так, – киваю я.

– А то фак ве? – вторит мне Сашка с набитым ртом.

– Чего? – не понимает Никитос.

– Я говорю «а то как же», – наконец прожевывает Сашка.

– Во, – Никита чуть пристукивает кулаком по столу, – давайте за это выпьем.

Мы с Сашкой непонимающе переглядываемся и поднимаем стаканы.

– Ну и дальше что? – спрашиваю я Никитоса. – Развивай тему.

– А дальше вот что. Вся эта разводка наша попала в телевизор, на радио, в газеты. В общем, везде, правильно?

Мы с Епифановым предпочитаем не втягиваться в его монолог и просто киваем.

– Раз вы наебали телевизор, то и телевизор, передав ваш фуфляк в эфир, наебал население. А значит, наебка-то круговая? Так выпьем же за это.

– Никитос, ты чего так быстро гонишь? – спрашивает Сашка.

– Да настроение хорошее. Нельзя, что ли?

Выпили. Я закурил, Сашка заказал себе еще сока.

– У меня вопрос к вам как к этим… му… ме…

– Медийщикам.

– Во. Точно. У меня, блядь, вопрос: а в телевизоре вообще реальные события показывают или там все такая же подстава?

– Смотря что считать реальными событиями, Никита, – усмехаюсь я.

– А взять, к примеру, теракт сегодняшний?

– Фиг его знает… – Сашка косится на меня.

– Да вряд ли, – я качаю головой, – хотя… федералы могли и сами взорвать.

– А для чего? – Никита вращает глазами. – Для чего им взрывать-то?

– Ну, чтобы ужесточить внутреннюю политику или отменить выборы, обвинив кандидата от оппозиции в связях с террористами, – вслух размышляю я.

В этот момент к нашему столику подходит Вадим, здоровается и садится рядом со мной.

– Это мой коллега Вадим, – представляю я его. – С Сашей вы знакомы, а Никита – наш большой друг. – Никитос настороженно косится на Вадима. – Наш человек, – обращаюсь я к Никитосу, – занимается политтехнологиями на телевидении.

– А-а-а-а, – мычит Никитос, – пьешь?

– Нет, спасибо, я за рулем, – отвечает Вадим и ерзает на стуле.

«Подссывает Никитку-то», – отмечаю я про себя.

– Ну, как хочешь, – Никитос снова разливает, – я вот чего хочу сказать. Телевизор смотреть, радио слушать невозможно стало. Везде одна политика. – Никита выпил, зачерпнул супа, подул на ложку и резким движением забросил ее содержимое в рот. – Я никак не пойму, бля, чего все кипешатся с этими выборами?

– Чего тебе не понятно-то? – отрезал я кусок семги и отложил приборы.

– Суп нереальный. – Никита доел и отставил тарелку. – Я в том смысле, что бабло зазря палят на предвыборные компроматы. Вся эта движуха бабла стоит. Я беру в расчет, сколько наша с вами комбинация стоила, и умножаю в размерах страны. Это же бешеные бабки! Просто так берут и палят.

– Почему же просто так? – не понимаю я. – Это борьба за электорат. Чтобы ты, Никитос, посмотрел телевизор и пошел голосовать за нужного кандидата.

– А кому он нужен-то, этот кандидат? Тебе? – показывает он пальцем на Сашку. – Или тебе? – обращается он ко мне. – А может, ему? – тычет он в Вадима. – Или вот… Слышь, ты! – кричит Никитос официанту. – Иди сюда.

– Слушаю вас, – склоняется официант.

– Вот ответь мне, только честно, – Никитос достает из бумажника стодолларовую купюру и машет ею в воздухе, – честно только, понял, бля? А насвистишь – по глазам увижу и нос сломаю! – Официант нервно кивает. – Вот скажи, ты на выборы голосовать ходишь?

Халдей смотрит то на деньги, то на Никитоса, то на нас, соображая, как лучше ответить, чтобы остаться и с целым носом, и с бабками. В конце концов он вспоминает, что отвечать просили честно, закрывает глаза и выдыхает:

– Не хожу.