В лифте я достал из кармана визитку, которую дал мне «Гердт»:
Раздумывая, зачем она мне, я автоматически перевернул ее и прочел мелко набранное на обороте:
Прочел и тут же убрал в карман.
Дежурный мент выдал мне пластиковый пакет с надписью «Общепит», где я обнаружил свои вещи, мы с Иванычем вышли на улицу, молча дошли до второго милицейского кордона, миновали его и остановились возле «Мерседеса».
– Ну, бывай, журналист.
– Вы, кстати, меня до дома не подбросите? Или до того места, откуда взяли?
– А ты заработал на такое такси-то? – Иваныч посмотрел на меня с плохо скрываемой неприязнью. Видимо, жалел, что меня не расстреляли.
– Понял. Не дурак. Стало быть, доеду сам. – Я кивнул и пошел в сторону Старой площади. Хлынул ливень, но у кафе «Прадо» всегда стоят таксисты, так что я не сильно вымок. Сев в первую же машину, я посулил за скорость тысячу рублей и уже через тридцать минут принимал душ в собственной ванной.
Властелин медиа
Мы в комнате для переговоров, временно переоборудованной в кинозал. Позади всех сидит Вербицкий. На растянутом на стене экране рабочая версия фильма «Чья-то чужая нефть». Даже не документального, а, как сказано в титрах, «героико-публицистического эпоса». Минут тридцать шел рассказ о детстве, отрочестве и юности Ходорковского в пряничном стиле «когда был Миша маленький с кудрявой головой, он тоже лазил в валенках по вышке нефтяной». Затем – о становлении компании ЮКОС и превращении ее в Закрома. Реально, закадровый голос так и сказанул – «Они создали Закрома Родины». В тот момент, когда я собрался было зевнуть, началась жесть. Пошли кадры про арест.
Голос за кадром: «Как Прометей, он нес народу России свет свободы и либеральных ценностей. Он шел наперекор системе, высоко подняв голову. Он просто делал свою работу. А в это время за ним уже следили чьи-то злые глаза».
Камера показывает эти глаза в прорезях спецназовской маски. Следующий кадр – Михаил Ходорковский в образе Прометея, прикованного к скале. Его атлетичный торс перекрещен цепями, ноги закованы в кандалы. Он мудро и вместе с тем печально смотрит поверх очков куда-то на Восток. Туда, где рождаются заря и нефть. С наступлением темноты с той же стороны прилетает двуглавый орел, держащий в лапах скипетр и державу. Головы орла, как и полагается государственной птице, смотрят в разные стороны. Орел камнем падает с небес и двумя клювами яростно долбит печень Ходорковского, сжирая ее без остатка. Лапы орла попеременно охаживают Прометея по голове скипетром и державой.
– Мама родная! – хватаюсь я за виски. – Вадик, кто это снимал?
– Ну, так… паренек один, а что, не нравится? – обернулся Вадик в искреннем изумлении. – Что конкретно?
– Что ж он употребляет-то? Барбитураты? Нет… скорее, кислоту…
Признаться, я и сам люблю здоровый стеб и цинизм, который делает окружающий мир более удобоваримым. Но есть же пределы всякому глумилову. И потом, поймет ли Аркадий Яковлевич? В силу возрастных различий, так сказать. Я оборачиваюсь и смотрю на Вербицкого. Его лицо не выражает никаких эмоций. Он сидит, погруженный в просмотр, лишь изредка поправляя очки. Хм…
Теперь на экране был долговязый парнишка, одетый в тертые джинсы и куртку-«аляску». Он стоял на фоне не то гаражей, не то забора из ржавых металлических листов. В руках его был плакат с нарисованной нефтяной вышкой и Всевидящим Оком вроде того, что изображено на долларе США. Над оком полукругом было написано:
– Этот материал еще не причесан, – шепотом сказал Вадим, наклонившись к моему уху, – рабочая версия.
– А что за парень-то? – поинтересовался я.
– Не в курсе. Его Генка притащил. Говорит, новая звезда русского интернета. Типа, вся молодая аудитория на него дрочит.
– А… – делаю я понимающее лицо.