Дневник одинокого копирайтера, или Media Sapiens

– Ваха, ты не кипятись. Уж кого-кого, а федералов мне тут точно не надо. Просто я перфекционист и сторонник съемок, максимально приближенных к реальности.

– Как скажешь, дарагой. Вот еще что. Тут у меня два мешка с грузинской формой, пайдем пакажу.

Мы подходим к блиндажу, у которого стоят два похожих на Ваху грузина, одетые в спортивные костюмы. Ваха делает им знак рукой, и они молча вываливают содержимое мешков на землю. Я сажусь на корточки, беру в руки камуфляж и верчу его так и сяк. Камуфляж весь в дырках на груди и спине, бурых пятнах, местами обожжен.

– Ваха, а почему дырки такие большие? Такое впечатление, что в человека не пулемет, а пушка снарядами лупила. Вы тут не перестарались?

– Ты когда-нибудь видел, как вертолетный пулемет работает?

– Честно говоря, не видел.

– И нэ дай тэбэ Бог увидеть. Не придирайся. Нормальные дырки. В самый раз.

Отчего-то мне не захотелось больше расспрашивать и придираться, понимая, что это последнее, в чем мне хотелось бы разбираться профессионально. Я прошу своего оператора позвать главного у статистов, а также проверить, разместились ли камеры.

Массовка лениво разбирала военную форму, камеры уже заняли указанные места, и операторы деловито копошились вокруг небольших песчаных насыпей, устраиваясь удобнее. Трое грузин молча стояли в центре площадки. Почти все было готово, лишь у блиндажа два американских оператора безуспешно боролись с маскировочной сеткой, которая закрывала окна. Я двинул к ним. Один из тех грузин двинулся вместе со мной. Мы почти одновременно подходим к блиндажу и смотрим, как америкосы неловко тянут сетку на себя, пытаясь оторвать ее от окна. Грузин подходит к окну, отстраняет америкосов, достает большой нож, делает два взмаха и освобождает окно от сетки. Лишь с одной стороны сетка закрывает окно чуть больше, чем нужно, кто-то из америкосов указывает ему на этот небольшой недочет. Грузин молча указывает рукой на небо и уходит, оставив америкосов в замешательстве. Поняв, в чем дело, я говорю переводчице:

– С этой стороны солнце будет мешать, переведи.

Америкосы дружно аплодируют грузину. Он оборачивается, кивает и идет к Вахе. Переводчицы приносят кофе в термосах, разливают его по пластиковым стаканам и угощают окружающих.

Подходит Ваха:

– Я нэ нужэн болшэ, Антон?

– Как не нужен?! А кто нас увезет отсюда? – смеюсь я.

– Мои машины там будут, за лесом. Как вертолеты улетят, идите к нам, аппаратуру бойцы погрузят. Они аккуратные. Удачи тэбэ, дарагой. – Ваха жмет мне руку, надевает очки и уходит вместе со своими молчаливыми грузинами.

Я снова про себя отмечаю его странную манеру говорить то с сильным акцентом, то на чистом русском языке. Наверное, кагэбешник бывший, не иначе, объясняю я эту странность. Еще, мне кажется, он как-то печально посмотрел на меня, прощаясь. Возможно, эта неземная грусть во взгляде свойственна всем продюсерам, работавшим в 1991–1993 годах в лесах Чечни, а может, мне просто показалось. В любом случае Ваха профессионал своего дела. Что приятно.

Ко мне подходит главный америкос, Джефф Райот. Его ветровка застегнута под горло, но он стучит зубами от холода.

– What’s up, dude? – спрашиваю я со смехом, хотя и так все ясно.

– Such a cold, Anthony. It’s always like that here?

– Of course, it’s not Miami beach, but I’m OK, Jeff.

– You’re Russian bear, – смеется Джефф.

Я снимаю куртку и отдаю Джеффу, а сам достаю из заднего кармана джинсов плоскую фляжку с коньяком. Джефф надевает мою ветровку, я протягиваю ему фляжку, он делает большой глоток, чуть кривится и произносит:

– Excellent…

Все участники съемок сгрудились у блиндажа, курят и передают по кругу какую-то бутылку. Кто-то включает непонятно как сюда попавший магнитофон, и над площадкой звучит хит Глории Гейнор «I will survive»:

I’ve got all my life to live
I’ve got all my love to give
I’ll survive! I will survive!
Ooh

Я смотрю на часы и понимаю, что до появления вертолетов осталось семь минут. Взяв мегафон, я скорей шутливо, чем строго, говорю:

– Але, дорогие товарищи, бухать прекращаем, нам работать еще.

От блиндажа раздается смех, музыку делают тише, но не выключают.

Все пританцовывают якобы от холода и продолжают передавать бутылку по кругу, а кто-то из американцев подпевает. Выглядит это так, как если бы большая компания выехала играть в пейнтбол, и сейчас все разминаются коньячком, а после игры день плавно перейдет в пикник. В общем, всем кайфово.

И тут я услышал гул. Сначала он был где-то далеко, затем стал нарастать и скоро превратился в стрекот пропеллеров. Началось. Над лесом появился первый вертолет, за ним другой, третий, четвертый.

– Всем камерам приготовиться! Командам занять свои места! Внимание на крупные планы. «Жертвы» готовы? – объявляю я начало мероприятия.

– Готовы! – поднимает руку ответственный за массовку. Люди в массовке снимают куртки и предстают в изорванной военной форме, покрытой пятнами крови. Кто-то в форме сотрудника МЧС тащит сетку с пластмассовыми конечностями и банки с кинематографической кровью.