Но главное в английском консерватизме – это запахи. Англия пахнет по-особому. Пройдитесь по старым докам и причалам английских портов или по сохранившимся столетиями кварталам старой доброй Британии. Там витает ещё римский дух, в котором иногда пробивается солод древнего кельтского пива вперемежку с испарениями оловянных приисков. Старые портовые склады пахнут не только красным жжёным кирпичом, но и колониальным товаром, привозимым во времена легендарных парусников из Вест-Индии, Арабского Востока, Индии и Китая. Поэтому к кирпичу примешиваются также и запахи чая, дубовых бочек из-под хереса, бобов какао и кофе, хлопка, мускатного ореха, красного перца и ещё тысяч флюидов, удачно переброженных в весьма пикантный ароматический коктейль, который, едва коснувшись ваших ноздрей, создаёт устойчивый ренессансный настрой. Этим эфирным коктейлем сверху донизу насыщена вся Англия. И даже суровые атлантические ветра не могут рассеять этот источаемый из недр истории запах, пропитавший навеки эту землю и всё, что принадлежит ей.
Загрузив в свои трюма полторы тысячи тонн местной глины, мы тронулись в путь в Средиземное море, на юг Испании. Кстати, эта глина также имеет свой лёгкий неповторимый запах. Поэтому можно смело сказать, что мы увозили с собой не только материальную, но и весьма эфемерную частицу Старой Англии, частицу, у которой нет названия, но есть особенный привкус и аромат чужой, и почти таинственной для нас жизни.
28.05–29.05.1993.
Атлантика у берегов Португалии
Оставляя
«Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточен нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. Или возьмём дядю Вавилу Фалалеича. О грамоте никто от него не слыхивал, ни он ни от кого слышать не хотел. А какова была головушка! Однажды верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолку, и идо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?» (Д.И.Фонвизин, «Недоросль»).