Дневник одного плавания

Советские органы наконец-то встревожились эпизодическими побегами наших граждан в чуждую для них среду. Нужно было оградить советских людей от сомнительных соблазнов западного мира, сберечь основное богатство родины – человека, в которого государство вкладывало свои инвестиции в виде бесплатного образования, бесплатного лечения и почти бесплатного отдыха в санаториях и домах отдыха. Для этого ввели дополнительные превентивные меры. Для моряков они выразились в так называемой «второй визе». Тем, кто ходил в каботаже или на рыболовецких судах и плавбазах, не посещавших иностранные порты, но выходивших в международные воды, открывалась (или не открывалась) «вторая виза», которая давала право работать именно на этих судах. То есть, первая виза – для моряков, которым оказывалось полное доверие с возможностью посещения инпортов, вторая – с ограниченным доверием без всяких посещений. Третья категория – это когда визу просто не открывали, без объяснения причин. А причины крылись, как правило, при внесении в визовую анкету ложных, неточных или сомнительных данных. Или, если привлекался к уголовной ответственности, а также при обнаружении родственников за границей. И ещё – при утвердительной отметке в графе «в совершенстве владею иностранным языком» (указать каким или какими; идеальной считалась графа «не владею» или «читаю и перевожу со словарём»). В конце концов, отказ в визе мог быть мотивирован тем, что анкетируемый не состоит или не состоял в нужное время в комсомоле (уж не говоря о том, если был из него исключён; хуже, конечно, если исключён из партии и не восстановлен). Также сведущие органы обращали внимание на социальное происхождение (самое лучшее было – из рабочих, т. е. – свой человек, пролетарий). Если на человеке ставился крест невыездного, то он нёс его до конца своих дней или, как потом уже выяснилось, до распада самого режима.

Но даже тогда, когда вы вроде бы прошли все пункты анкеты, имея идеальное пролетарское происхождение вплоть до четвёртого колена, никто не давал гарантии, что вас дополнительно не вызовут на специальную обкомовскую комиссию на собеседование. Практически это была очная ставка между партией в лице проницательных и строгих функционеров и претендентом на визу. Как правило, допрашивали два партийных инструктора, чтобы составить объективное мнение о будущем счастливце, выпускаемом за границу. Задробить могли на любом вопросе. Один мой знакомый не знал, например, сколько стоит у нас в магазине килограмм хлеба. Из-за этого он не смог выехать в турпоездку по Венгрии. Спрашивали о количестве выплавленного за год в стране чугуна или как звали кубинского космонавта, совершившего полёт на советском корабле «Союз-38», или какова протяжённость советско-китайской границы. Предполагалось, что истинный советский человек, без двойного дна и камня за пазухой, должен знать всё, и плоды социалистического просвещения не должны загнивать в кладовых его памяти.

Почти на всех советских судах водились помполиты и судовые секретари партийной организации. И с некоторых пор под их руководством стали выставлять так называемые партийные вахты. Как правило, к этой мере прибегали при прохождении мест, где маршрут судна близко соприкасался с «вражеской» территорией не социалистического мира. Приближаясь к закордонным землям, находящимся в прямой видимости или на том расстоянии, которое можно преодолеть лихому пловцу, подавалась команда: «Коммунисты – к борту!» Это означало, что на протяжении всего следования в критическом районе возможного побега все коммунисты судна занимали определённые и заранее расписанные места вдоль бортов судна и зорко наблюдали за обстановкой: вдруг кто-то решит сигануть за борт и лишить себя всех благ советского образа жизни. Такие поступки следовало на корню пресекать, а в критической ситуации докладывать на мостик для принятия превентивных мер для задержания лихих пловцов.

Превентивные меры состояли не только в упреждающем запугивании потенциальных перебежчиков (морские акулы, капиталистические акулы, предателю предательская, сиречь – собачья смерть). В случае свершившегося факта побега предполагался срочный разворот, спуск шлюпки и поимка злодея силами сознательного экипажа. Но осуществить эти меры по всем законам логики было невозможно. Если прыгун оказывался в водах, скажем, Датских проливов, где Малый Бельт составляет ширину всего-то 500 метров, то период разворота судна и возврата его к исходной точке по времени будет больше, нежели ленивый пловец доплывёт до берега. Но, главное, что и разворота такого судно не в состоянии сделать по причине очень узкого фарватера и следованию очень строгих правил прохождения канала. Невозможен не только нештатный манёвр, но и любая остановка. Поскольку пароходы в тех местах, как правило, идут сплошным караваном на расстоянии двух-трёх кабельтовых.