Вот едет клерк средних лет на изящном чёрном велосипеде, лицо с признаками строгости к себе и людям, и ответственности за возложенное на него дело, одет в добротный тёмный костюм, на перекладине руля болтается кейс. За ним катит школьница в платьице и вязаной кофточке, за плечами ранец, в глазах ветреность и доверие к окружающему миру. На другой улице встречается бодрая старушенция, довольно активно педалирующая на своём сугубо дамском велосипеде с низкой изогнутой рамой и защитной сеткой на заднем колесе, чтобы в спицы, паче чаяния, не попал подол платья. Полная дама, коих здесь не так много, везёт на багажнике белого добротного велосипеда глубокую корзину с продуктами и звенит в звоночек, предупреждая о своём движении. А вот едет астеничный бродяга, похожий на французского клошара, со шкиперской бородой, в старых джинсах с большой заплатой на правом колене, оглядывающийся по сторонам, присматривающийся к окружающей обстановке, будто пытающийся что-то найти или узнать. У бродяги зелёный велосипед марки «Салют», и на самом деле он вовсе не бродяга и не клошар, а электромеханик с теплохода «Тор», стоящего под выгрузкой у причалов Роттердама.
Катящиеся по велодорожкам роттердамцы не вызывают ни у кого ни любопытства, ни любознательности, и даже какого бы то ни было интереса. Это такие же статисты местной жизни, как и все остальные обитатели этого славного города. Создаётся впечатление, что каждый индивид замкнут исключительно на себя и не проявляет ни малейшего внимания к окружающей действительности. Вывести его из этого состояния можно лишь, обратившись с каким-нибудь необязательным вопросом, или случайно наехав на него колесом своего велосипеда.
Молодой мужчина в лёгком нараспашку плаще наезжает на высокий поребрик тротуара рядом с трамвайной остановкой, колесо велосипеда мнётся, приобретает форму знака бесконечности. С досады он бросает свой велосипед на тротуар, стоит над ним минуту, чешет голову, потом машет рукой, плюёт с досады и садится в подъехавший трамвай. А что с велосипедом? Добропорядочный нидерландец на него, конечно, не позарится. В крайнем случае, через неделю-две его подберёт какой-нибудь пришлый бомж, и, поменяв колесо с другого подобного велосипеда, будет ездить по своим заветным местам.
Очень часто встречаются, прикованные к заборам, решёткам или столбам, старые, уже порядком проржавевшие велосипеды, к которым, судя по их виду, владельцы не подходили годами. Отдельные экземпляры просто валяются на газоне или тротуаре, опрокинутые ветром времени, притянутые застёгнутыми на замок поводками. Судьба владельцев этих реликвий неизвестна, можно только гадать о причинах их забывчивости, но материальные свидетели своих хозяев лишний раз напоминают нам о тщетности и рже бытия. И, видимо, именно из названных соображений это реликтовое железо никто не трогает. Тем более, что частная собственность здесь неприкосновенна. Она – идол, икона, верх всех ценностей и достижений капиталистической эволюции. И неважно, что она старая, на вид бесхозная, нефункциональная, она – привитая, но непривившаяся ветвь генеалогического древа человечества.
Хотелось бы ещё отметить, что в Роттердаме установлены памятники оракулу Европы и князю всех гуманистов Эразму Роттердамскому, а также наиболее яркому правителю России Петру I, который учился здесь корабельному делу, и с которого, говорят, пошла настоящая русская государственность. Но, к сожалению, я до них не доехал.
23.07.1993. North Sea