Дневник одного тела

Дорогие мои полипы. Сегодня утром, когда я чихнул, один из них вылетел наружу. После последнего насморка — уже больше трех месяцев — он закупоривал мне левую ноздрю. Склонившись над носовым платком, я чихаю что есть силы. Это не обычное чихание с открытым ртом, которое помогает очистить легкие и наполняет дом грохотом веселого взрыва, а чисто носовое чихание с закрытым ртом, когда весь воздух, все давление концентрируются в ноздре, которую вы хотите прочистить. Обычно ноздрю, в которой процветает взрослый и хорошо укоренившийся полип, ничем не прочистишь. Воздух натыкается на препятствие, происходит обратный отток, отчего герметично закладывает уши. Ощущение такое, что мозг вдруг увеличивается в объеме и стукается о внутреннюю стенку черепа, после чего принимает прежние размеры. А вы — полностью оглушены. И все же я чихнул. (Когда чихаешь, надежда всегда оказывается сильнее прежнего опыта.) Чихнул я хорошо подготовившись. Закрыл рот и глаза, заткнул вторую ноздрю, подождал, пока желание чихнуть защекочет слизистую, поднимется вверх по спинке носа, наполнит воздухом легкие, а сам тем временем полностью развернул платок, чтобы брызги не разлетелись повсюду, и чихнул что было сил одной левой ноздрей (отчаяние придает энергии). И свершилось чудо: она прочистилась! Мягкий толчок в ладонь, столб вырвавшегося наружу влажного воздуха и — о, радость! — обратная дорога для него так же свободна! Я открыл глаза и взглянул на платок, весь в красных брызгах, посреди которого примостилось то, что я сначала принял за большой сгусток крови, однако при более близком изучении оно оказалось комочком плоти. Я не стал падать в обморок. Не стал думать, что высморкал кусочек мозга. Прополоскав «это» под струей проточной воды, я увидел, что его можно сравнить с мышцей морского гребешка: мягкое, плотное, розовато-белое, чуть прозрачное и немного волокнистое образование. Длина двадцать один миллиметр, ширина — семнадцать и толщина — девять. Ах, вот ты, значит, какой, старина полип! Подумать только — и такое чудище сидело у меня в ноздре! Добрый доктор Бек (интересно, сколько ему сейчас может быть лет?), к которому я отправился, чтобы показать свой улов, буквально запрыгал от радости. Самопроизвольное удаление полипа? Но это же редчайший случай, знаете ли! Я ничего подобного в жизни не видел! Он оставил его для анализов и не взял с меня денег за визит, радуясь так, будто я подарил ему огромную жемчужину.

* * *

43 года, 8 месяцев, 24 дня

Вторник, 4 июля 1967 года

В последнее время я явно перегнул палку: ужины с обильными возлияниями, поздние вечеринки, короткие ночи, внезапные пробуждения, работа на износ, написание двух статей и подготовка к лекции, походы к родным, походы к друзьям, присутствие на работе, встречи с клиентами, поездки в министерство, постоянная ежеминутная концентрация внимания, немедленное реагирование, проявление авторитета, доброжелательности, гостеприимства, эффективности, плюс контроль, постоянный контроль и самоконтроль, это длится уже неделю или даже больше, настоящий разгул, причем энергоемкий, и все это время мое бедное тело безропотно следует за знаменем, которым потрясает мой дух, прорываясь на бесконечные Аркольские мосты.

Сегодня утром энергия кончилась. Почувствовал это, как только открыл глаза. Никакого нервного импульса. Последние дни я «перегибал палку», теперь мне хочется «ослабить хватку». Сегодня во всем приходилось проявлять волю, принимать решения. Не те решения, которые естественным образом принимаются одно за другим в обычные дни, а отдельные решения. На каждое действие — особое решение, за каждым решением — особое усилие, не имеющее динамической связи с предыдущим, как если бы я питался энергией не от постоянного, внутреннего источника, а от внешнего генератора, установленного вне дома, который надо заново запускать — вручную! — каждый раз, когда я принимаю очередное решение.

Самое изнурительное — это моральное усилие, которое приходится делать, чтобы скрывать эту слабость от окружающих, быть по-прежнему любящим отцом и мужем со своими (к которым из-за этой слабости отношусь как к чужим), профессионалом — с остальными (которых почему-то начинаю воспринимать как близких), короче, всячески способствовать собственной репутации адекватного человека и следить, чтобы моя статуя прочно держалась на пьедестале. Если я не отдохну, если не предоставлю своему организму положенный ему рацион сна, внешний генератор тоже выйдет из строя, и тут уж я точно не только ослаблю хватку, но и вовсе ее потеряю. День ото дня мир будет давить на меня со все большей тяжестью. И тогда к моей слабости прибавится уныние, и уже не мир будет представляться мне слишком тяжелым, а я сам внутри этого мира — бессильным, ненужным, фальшивым. Вот что станет нашептывать уныние на ухо моему изнуренному сознанию. И тогда я уступлю одному из припадков гнева, который оставит в памяти детей воспоминание о крайне непостоянном характере отца.

* * *