Встречаясь в коридорах конторы, мы с Декорне никогда не обмениваемся рукопожатием, только кивнем друг другу: здравствуйте или до свидания. Он старается, чтобы у него всегда были заняты обе руки. В одной — зонтик, в другой — плащ. Сумка с инструментами и стаканчик с кофе. Стул и телефонная трубка. Пишущая машинка и горшок с комнатным растением. Сегодня узнал от Сильвиан, в чем тут разгадка: оказывается, Декорне жутко боится рукопожатий. Он в ужасе от любых физических контактов. Этот добродушный великан, копия Жака Тати[16]
, живет в постоянном страхе что-нибудь подхватить — вирус, микроб, заразную болезнь. Он моет руки двадцать-тридцать раз на дню и не расстается с бутылочкой дезинфицирующего средства на тот случай, если, на его беду, его кожа соприкоснется с чьей-то еще. Тогда он демонстрирует чудеса хитрости, чтобы удалить загрязнение незаметно для других. Сколько же он продержится в нашем заведении, избегая ритуального рукопожатия? Что касается меня, я никогда не страдал такой фобией, поскольку всегда был уверен, что враг, которому суждено меня убить, уже занял свои позиции. Мне даже любопытно, с чего именно начнет разваливаться мое тело.Все та же Сильвиан рассказала мне, что одна стенографистка из бухгалтерии только что ушла от мужа, потому что он все время ел свои козявки. Даже за столом. Психиатр сделал бы неплохие бабки на таком затянувшемся детстве. Да и на этой супруге, которая требует развода по такому явно косвенному поводу.
Обнаружил на внутренней стороне правого предплечья, там, где кожа особенно нежная, три ярко-красных пятнышка диаметром с миллиметр, которые в точности повторяют очертания Летне-осеннего треугольника[17]
. И которые напомнили мне о любовных играх с той красивой девушкой, моим подарком на двадцатитрехлетие, Сюзанной из Квебека. Что-то с ней стало, с этой Сюзанной? Не удержался и соединил эти три красных пятнышка шариковой ручкой.Дерматолог сказал, что это — маленькие ангиомы, красные узелки, количество которых с годами будет увеличиваться. Это — возрастное явление, пояснил он, старея, кожа становится пестрой. И грустно добавил, что по расположению этих красных узелков на теле китайцы с незапамятных времен предсказывали будущее, но эта практика была, конечно, запрещена культурной революцией.
«Кожа стареет». Как просто сказано, но в самую точку. Вот старая шкура, говорила мама о ком-нибудь, кто ей не нравился (а кто ей вообще нравился?). Старая шкура, старая перечница, старая калоша, старый хрыч, старый хрен, старая вешалка, старая карга: слова, язык, выражения говорят о том, что нам нелегко смириться с наступлением старости. А впрочем, когда она наступит? В какой момент мы становимся стариками?
Похоже, сама улица решила вести дневник тела.
Первое летнее впечатление — сегодня утром в Марселе: скорость, с какой я оделся. Раз, два, три — трусы, брюки, рубашка, и еще сандалии: лето. Но ощущение летней радости дали мне не сами вещи, какими бы легкими они ни были, а быстрота, с которой я их на себя накинул.
Зимой одевание отнимает у меня кучу времени — словно я рыцарь, облачающийся в доспехи. Каждая часть моего тела требует совместимости с облекающей ее тканью: ступни крайне привередливы относительно шерсти носков, торс требует тройной защиты в виде трикотажного белья, рубашки и пуловера. Зимнее одевание для меня — это поиск равновесия между моей внутренней температурой и температурой различных мест вовне — вне постели, вне спальни, вне дома… То есть мне надо, чтобы меня окружала совершенно определенная температура: нет ничего хуже, ничего противнее, чем испытывать жару зимой. Поэтому вся эта зимняя амуниция требует особого внимания и значительного времени. «Накинуть на себя одежду» — чисто летнее выражение. Зимой одежду надевают (примитивный глагол) и носят. Потому что она тяжелая. Помимо своих теплоизолирующих свойств, пальто защищает меня от холода, прежде всего, своим весом.
(С точки зрения времени, которое тратят на одевание тореадоры, они — единственные, кто одевается летом, будто зимой. Тореадор никогда не накидывает на себя одежду. Ужасная профессия.)