Дневник одного тела

Тижо, которого развеселила эта история, сказал, что видел однажды, как его друг Р.Д. писал под шумок на машину полицейского, который в этот момент как раз выписывал ему штраф. Шел дождь, и, пока инспектор заполнял квитанцию, сосредоточившись на том, чтобы не намочить блокнот, Р.Д., прикрыв член полой плаща, слил все содержимое своего мочевого пузыря на открытую переднюю дверцу патрульной машины. И правда, такое свободное обращение со сфинктерами перед лицом власти вызывает восхищение. Я на такое был бы неспособен. И не только из страха, но еще и потому, что истории подобного рода мне никогда не казались смешными. Все эти прилюдные пуканья, писанья, рыганья вызывают у меня еще большее омерзение, чем скрытые. Возможно, именно поэтому я всегда держался в стороне от коллективных видов спорта. Общежитие, раздевалка, столовая, автобус на всю команду, где пресловутая мужская сила выставляется напоказ и цветет пышным цветом, – все это не для меня. Видимо, тут сказывается мое положение единственного ребенка в семье. Или я слишком долго прожил в пансионе. Или просто я такой скрытный…

* * *

53 года, 1 месяц, 10 дней

Суббота, 20 ноября 1976 года

Брюно вдруг ни с того ни с сего спрашивает меня, присутствовал ли я при его рождении. По тону его голоса я чувствую, что меня вопрошает не любопытство, а дух времени. (Дух времени очень подозрителен по части таких тем.) На самом деле нет, я не присутствовал при рождении ни Брюно, ни Лизон. Почему? Из страха? Из отсутствия любопытства? Потому что Мона не попросила меня об этом? Потому что мне неприятно смотреть на растерзанные тела? Из уважения к сокровенным местам Моны? Не знаю, ничего не могу сказать. По правде говоря, вопрос даже не поднимался, в наше время просто не принято было присутствовать при родах собственной жены. Но дух времени требует ответов, особенно на вопросы, которые не принято задавать. Что же, я из тех мужей, что бросают жен мучиться в одиночку? Из тех отцов, которым с самого начала наплевать на отцовство? Вот что спрашивает сын, не сводя с меня пытливого взгляда. Конечно же нет, мой мальчик, у меня кружится голова, когда она кружится у твоей матери, я ужасно страдаю от ее мигреней, мне больно, когда у нее болит живот, ее тело всегда было мне в высшей степени интересно, а пока ты и твоя сестренка появлялись на свет, я в приемной родильного отделения ломал себе руки самым классическим образом. Во всем, что касается моей жены, я чувствителен до невозможности. И мне было бы очень любопытно увидеть, как ты приходишь в этот мир. И Лизон тоже. Так что же? Может, это рождение Тижо, вой Марты, мечущейся в липкой постели, ее отверстое, сочащееся кровью лоно, бледное лицо дышащего водкой Манеса навсегда отвратили меня от любых родовспомогательных опытов? Вполне возможно. Но во время вашего рождения я не вспоминал об этом. Все эти картины запрятаны глубоко в моей памяти.

И все такое, чего я Брюно не сказал, но что крутилось у меня в голове, когда я услышал свой ответ: «При твоем рождении? Нет, а что?»

– Да вот, Сильви беременна, и я думаю пойти принять своего сына.

Имеющий уши да услышит…

ЗАМЕТКА ДЛЯ ЛИЗОН

...