Дневник офицера Великой Армии в 1812 году.

Итальянская армия, состоящая приблизительно из 13 000 человек, стоит перпендикулярно к почтовой дороге, причем большая часть ее расположена по правую, а меньшая по левую сторону, образуя на левом фланге крюк, чтобы стоять лицом к лицу с казаками, которые нас окружают. Левое крыло Даву, дивизии которого могут выставить всего от 11 000 до 12 000 человек, соединяется с правым крылом итальянской армии. Правое крыло Даву доходит до Нея (приблизительно 6000 человек), который выставил бригаду, чтобы поддержать первый корпус. Таким образом, боевая линия Даву образует очень острый угол с почтовой дорогой. 3500 человек Понятовского и 3000, оставшиеся от 1-го и 3-го кавалерийских корпусов, занимают свои прежние места на второй линии.

Холод увеличивается, истощение солдат, еще ничего не евших, таково, что многие падают в обморок; другие почти не в состоянии нести оружие, но тем не менее желают боя, чтобы согреться, а может быть, надеются найти смерть, которая избавит их от этой долгой агонии. Среди командующих ими офицеров встречаются многие с рукой на перевязке или забинтованной головой. Одни ранены еще под Москвой, другие под Малоярославцем. Все стараются поднять мужество у наиболее отчаявшихся из солдат.

Три французских корпусных командира, войска которых были в деле, стояли на возвышенности около королевской гвардии, вправо от почтовой дороги, и старались на этом пути сосредоточить свои действия; в это самое время русские колонны вдруг начали атаку. Стрельба вспыхнула по всей линии с необыкновенной силой. Наконец, в 5 часов вечера русские, утомленные таким упорным сопротивлением, прекращают атаку, и наши войска продолжают отступление.

Ней составляет арьергард; город в огне, и русский генерал (Чоглоков) входит в него с барабанным боем и развевающимися знаменами. Вязьма разделяет обе армии.

ГЛАВА XIX Общее расстройство

Близ Вязьмы, 4 ноября. Ней остался на берегу реки. Итальянская армия расположилась лагерем по левой стороне дороги, лицом к неприятелю. Топливо оказалось в изобилии, и мы всю ночь поддерживали громадные костры. Палатка вице-короля была раскинута посреди полка велитов. Они всеми силами старались высказать принцу свою радость, которая, однако, не была искренней и не соответствовала общему настроению. Другие отряды выстроились в порядке движения эшелонами в лесу, который пересекается почтовой дорогой. Всю ночь время от времени слышались пушечные выстрелы. Наконец, в пять часов пополудни, мы покидаем окрестности Вязьмы, чтобы направиться по почтовой дороге, которая ведет в Новоселки. Мы встречаем обоз больных и раненых. Несчастные, лишенные в продолжение нескольких дней всякой помощи, стояли в лесу. Проводники, которые нигде не могут достать корму лошадям, решились, наконец, все бросить.

По пути к Дорогобужу, 5 ноября. В половине второго ночи вице-король нашел нужным, прикрываясь темнотой, сделать отступление и опередить немного русских. Мы идем ощупью по большой дороге, загроможденной повозками и артиллерией. Останавливаемся на каждом шагу. Слабость, как последствие всевозможных лишений, — наша ежедневная пища состоит из небольшой порции жареной конины, — и отсутствие отдыха заставляют нас еще сильнее чувствовать всю суровость погоды. Многие страдают от холода еще больше, чем от голода, и выбывают из строя, чтобы погреться около какого-нибудь большого костра. Но когда настает время уходить, эти несчастные предпочитают попасть лучше в руки неприятеля, чем продолжать свой путь.

Уже совсем рассвело, когда показалась деревня Поляново, близ которой протекает маленькая речка Осьма. Мост, построенный через нее, в неисправности и очень узок. Огромная толпа производит невообразимую толкотню, неслыханный беспорядок. Вице-король старается лично установить порядок при переправе.

Снег показался снова, хотя и не в большом количестве, а холод сделался еще резче.

Сегодня мы располагаемся лагерем в большом селе, в котором осталось теперь только несколько уцелевших домов.

Дорогобуж, 6 ноября. В эту ночь, с 5-го на 6-е, нам пришлось присутствовать при агонии одного из лучших наших товарищей, лейтенанта Бенде. Почти все офицеры велитов старательно ухаживали за ним, но напрасно. Укрывшись в каменном доме, который был без крыши, мы посреди развалин развели жалкий огонь. Около 11 часов Бенде, который с трудом дотащился сюда, позвал своего друга Раффалья и попросил придвинуть его еще ближе к огню. «Я чувствую, что умираю, — сказал он ему едва слышным голосом, — хорошенько запомни мои последние слова, но ты не расслышишь, если не наклонишься ко мне ближе».