Дневникъ паломника

— Но вдь и тому пассажиру, чье мсто вы заняли, нужно быть въ Кёльн, — возразилъ я. — Какъ съ нимъ-то быть? Нельзя же думать только о себ!

Чувство справедливости проснулось во мн и я положительно негодовалъ на пришлеца. Минуту тому назадъ я могъ отнестись равнодушно къ захвату чужого мста. Теперь подобный поступокъ казался мн чудовищнымъ. Дло въ томъ, что лучшая часть моей природы никогда не засыпаетъ надолго. Даже въ отсутствіи шарманщика или младенца она пробуждается сама собою. Да, — я гршный, мірской человкъ, что и говорить; но во мн есть доброе начало. Его нужно расшевелить, — но оно есть.

Этотъ человкъ расшевелилъ его. Чувствуя, что мн слдуетъ искупить проступокъ, совершенный мною нсколько минутъ тому назадъ, я разразился обличительной рчью.

Но мое краснорчіе пропало даромъ.

— О! это только вице-консулъ, — замтилъ пришлецъ — вонъ его имя на чемодан. Не важная птица; посидитъ и съ кондукторомъ.

Безполезно было защищать священное дло Правосудія передъ человкомъ съ такими низкими чувствами. И такъ, заявивъ протестъ противъ его поведенія и тмъ самымъ облегчивъ свою совсть, я прислонился къ спинк сиднья и заснулъ сномъ праведника.

За пять минутъ до отхода позда явились законные владльцы вагона. Ихъ было семеро, а свободныхъ мстъ оказалось только пять. Они удивились и начали ссориться.

Б., я и несправедливый пришлецъ, занявшій мсто въ уголку, пытались успокоить ихъ, но разгорвшіяся страсти заглушали голосъ разсудка. Оказывалось, какъ ни верти, — что двое заняли мсто обманомъ, и каждый былъ совершенно увренъ, что остальные шестеро лгутъ.

Меня пуще всего огорчало, что они бранились по англійски.

Они могли бы говорить на своихъ языкахъ — тутъ было четыре бельгійца, два француза и одинъ нмецъ — но англійскій показался имъ самымъ подходящимъ для ссоры.

Убдившись, что нтъ никакой надежды столковаться, они обратились къ намъ. Мы тотчасъ ршили дло въ пользу пятерыхъ худощавыхъ, и они, считая повидимому, это ршеніе окончательнымъ, услись, предложивъ двумъ толстымъ убираться.

Но т — нмецъ и одинъ изъ бельгійцевъ — ршились обжаловать приговоръ и позвали оберъ-кондуктора.

Оберъ-кондукторъ не счелъ нужнымъ выслушать ихъ жалобу, а съ перваго же абцуга началъ упрекать ихъ за то, что они вламываются въ вагонъ, гд вс мста уже заняты, и безпокоятъ другихъ пассажировъ.

Онъ тоже объяснилъ имъ это по англійски, а они, выйдя на платформу, отвчали ему на англійскомъ же язык.

Повидимому англійскій языкъ въ ходу у иностранцевъ въ случаяхъ ссоры. Должно быть они находятъ его боле выразительнымъ.

Мы смотрли на нихъ изъ оконъ. Насъ забавляла эта ссора. Вскор на сцену явился жандармъ. Онъ разумется принялъ сторону оберъ-кондуктора. Человкъ въ мундир всегда поддерживаетъ другого человка въ мундир, не спрашивая, изъ-за чего возникла ссора, кто правъ, кто виноватъ. До этого ему нтъ дла. У мундирныхъ людей сложилось твердое убжденіе, что мундиръ не можетъ быть виноватъ. Если бы мошенники носили мундиръ, полиція оказывала-бы имъ всяческое содйствіе и забирала въ участокъ всякаго, кто осмлился бы мшать ихъ занятіямъ. Жандармъ помогалъ оберъ-кондуктору обижать двухъ толстыхъ пассажировъ, и помогалъ опять таки на англійскомъ язык. Онъ скверно говорилъ по англійски и вроятно выразилъ бы свои чувства гораздо картинне и живе на французскомъ или фламандскомъ язык, но это не входило въ его разсчеты. Какъ и всякій иностранецъ, онъ мечталъ сдлаться отличнымъ англійскимъ ругателемъ, а тутъ ему представлялась практика.

Таможенный клеркъ, проходившій мимо, присоединился въ групп. Онъ принялъ сторону пассажировъ, и сталъ бранить оберъ-кондуктора и жандарма, и онъ бранилъ ихъ на англійскомъ язык.

Б. замтилъ, что, по его мннію, очень пріятно услышать англійскую перебранку въ чужой земл, вдали отъ родныхъ пенатовъ!

Суббота 24 (продолженіе)

Семейный человкъ. — Эксцентрическій поздъ. — Оскорбленіе, нанесенное англичанину. — Одинъ въ Европ! — Нмцы не понимаютъ скандинавскаго языка. — Какъ опасно знать много языковъ. — Утомительное путешествіе. — Кёльнъ, ура!

Въ вагон оказался весьма свдущій бельгіецъ, сообщившій намъ много интереснаго о городахъ, мимо которыхъ мы прозжали. Я чувствовалъ, что если бы мн удалось проснуться, и выслушать этого господина, и запомнить все, что онъ говорилъ, и не перепутать его разсказовъ, — то я бы хорошо ознакомился съ мстностью между Остенде и Кёльномъ.

Почти въ каждомъ город у него были родственники. Я полагаю, что были и есть семьи, не мене многочисленныя чмъ его; но я никогда не слыхалъ о такой семь. Повидимому она была размщена очень разумно: по всей стран. Всякій разъ, когда я просыпался, до меня долетали замчанія въ такомъ род: