Дневник партизанских действии 1812 года

взятых им пленных в армию. Но он обыкновенно предавал их смерти не во время

опасности, а освободясь уже от оной; и потому бесчеловечие сие вредило ему

даже и в маккиавеллических расчетах его, истребляя живые грамоты его

подвигов. Мы знали, что он истинно точен был в донесениях своих и

действительно забирал и истреблял по триста и четыреста нижних и вышних

чинов, но посторонние люди, линейные и главной квартиры чиновники, всегда

сомневались в его успехах и полагали, что он только бьет на бумаге, а не на

деле. Ко всему тому таковое поведение вскоре лишило его лучших офицеров,

вначале к нему приверженных. Они содрогнулись быть не токмо помощниками, но

даже свидетелями сих бесполезных кровопролитий и оставили его с одним его

сеидом - Ахтырского гусарского полка унтер-офицером Шиановым, человеком

неустрашимым, но кровожаждущим и по невежеству своему надеявшимся получить

царство небесное за истребление неприятеля каким бы то образом ни было.

В ночь возвратились разъездные мои, посланные к селу Ляхову, и уведомили

меня, что как в нем, так и в Язвине находятся два сильных неприятельских

отряда, что мне подтвердил и приведенный ими пленный, уверяя, что в первом

селе стоит генерал Ожеро с двумя тысячами человек пехоты и частью

кавалерии.

Мы решились атаковать Ляхово. Но так как все три партии не составляли более

тысячи двухсот человек разного сбора конницы, восьмидесяти егерей 20-го

егерского полка и четырех орудий, то я предложил пригласить на удар сей

графа Орлова-Денисова, которого партия состояла из шести полков казачьих и

Нежинского драгунского полка, весьма слабого, но еще годного для декорации

какого-нибудь возвышения.

Немедленно я послал к графу письмо пригласительное: "По встрече и разлуке

нашей я приметил, граф, что вы считаете меня непримиримым врагом всякого

начальства; кто без властолюбия? И я, при малых дарованиях моих, более

люблю быть первым, нежели вторым, а еще менее четвертым. Но властолюбие мое

простирается до черты общей пользы. Вот пример вам: я открыл в селе Ляхове

неприятеля, Сеславин, Фигнер и я соединились. Мы готовы драться. Но дело не

в драке, а в успехе. Нас не более тысячи двухсот человек, а французов две

тысячи и еще свежих. Поспешите к нам в Белкино, возьмите нас под свое

начальство - и ура! с богом!"

Двадцать седьмого числа мы были на марше. Вечером я получил от графа ответ.

Он писал: "Уведомление о движении вашем в Белкино я получил. Вслед за сим и

я следую для нападения на неприятеля; но кажется мне, что атака наша без

присоединения ко мне командированных мною трех полков, которые прибыть

должны через два часа, будет не наверное; а потому не худо бы нам дождаться

и действовать всеми силами".

Двадцать восьмого, поутру, Фигнер, Сеславин и я приехали в одну деревушку,

занимаемую полком Чеченского, верстах в двух от Белкина. Вдали было видно

Ляхово, вокруг села биваки; несколько пеших и конных солдат показывались

между избами и шалашами, более ничего не можно было заметить. Спустя

полчаса времени мы увидели неприятельских фуражиров в числе сорока человек,

ехавших без малейшей осторожности в направлении к Таращину. Чеченский

послал в тыл им лощиною сотню казаков своих. Фуражиры приметили их, когда

уже было поздно. Несколько спаслось бегством, большая часть, вместе с

офицером (адъютантом генерала Ожеро), сдалась в плен. Они подтвердили нам

известие о корпусе Бараге-Дильера и об отряде генерала Ожеро, кои невзирая

на следование отряда графа Ожаровского, прошедшего 27-го числа Балтутино на

Рославльскую дорогу, остались неподвижными, хотя Балтутино от Ляхова не

более как в семнадцати, а от Язвина в девяти верстах.

Вскоре из Белкина подошла ко мне вся партия моя, и граф Орлов-Денисов

явился на лихом коне с вестовыми гвардейскими казаками. Он известил нас,

что командированные им три полка прибыли и что вся его партия подходит.

Поговоря со мною, как и с которой стороны будем атаковать, он повернулся к

Фигнеру и Сеславину, которых еще партии не прибыли на место, и сказал: "Я

надеюсь, господа, что вы нас поддержите". Я предупредил ответ их: "Я за них

отвечаю, граф; не русским - выдавать русских". Сеславин согласился от всего

сердца, но Фигнер с некоторою ужимкой, ибо один любил опасности, как свою

стихию, другой - не боялся их, но любил сквозь них видеть собственную

пользу без раздела ее с другими. Спустя час времени все партии наши

соединились, кроме восьмидесяти егерей Сеславина; а так как мне поручена

была честь вести передовые войска, то я, до прибытия егерей, велел выбрать

в стрелки казаков, имевших ружья, и пошел к Ляхову, следуемый всеми

партиями.

Направление наше было наперерез Смоленской дороге, дабы совершенно

преградить отряду Ожеро отступление к Бараге-Дильеру, занимавшему

Долгомостье.

Коль скоро начали мы вытягиваться и подвигаться к Ляхову, все в селе этом

пришло в смятение; мы услышали барабаны и ясно видели, как отряд становился

в ружье; стрелки отделялись от колонн и выбегали из-за изб к нам навстречу.

Немедленно я спешил казаков моих и завязал дело. Полк Попова 13-го и

партизанскую мою команду развернул на левом фланге спешенных казаков, чтобы