«Портрет со спины» оказывается невольной метафорой того, как историки в большинстве случаев смотрят на Боуша и его коллег. Благодаря исследованиям последних десятилетий мы многое знаем о переводчиках Посольского приказа, начиная от конкретных биографий и заканчивая обобщенным образом этой социальной и профессиональной группы[5]
. Нам известно, что большинство этих людей не были русскими по рождению, а происходили в первом или втором поколении либо из числа иноземцев, оказавшихся, часто не по своей воле, в Москве, либо, как это часто случалось с переводчиками восточных языков, из покоренных народов Поволжья или Великой степи. Благодаря знанию одного, а чаще нескольких иностранных языков, а также собственному таланту, незаурядному жизненному опыту, эрудиции и удаче они были незаменимы для русского правительства и могли рассчитывать на успешную карьеру. Эти немногие люди работали над переводами посольской переписки, европейских новостных изданий, художественных, научных и технических книг. Их повседневный труд во многом обеспечил политические успехи России, ставшей в XVII в. ведущей державой Восточной Европы. Без их усилий была бы невозможна постепенная вестернизация русской культуры времен первых Романовых, которая подготовила в культурном и практическом отношении реформы петровского царствования.Наш взгляд на переводчиков Посольского приказа остается, однако, во многом взглядом со стороны. За переведенными ими текстами и формализованным языком челобитных мы не слышим живых людей, зачастую так и не ставших своими в чужой стране. Немногочисленные свидетельства иностранцев, подавляющее большинство которых не были подданными царя и находились в России лишь временно, помогают реконструировать поведение московских переводчиков в отдельных эпизодах, но остаются фрагментарными и почти всегда нуждаются в дополнительной проверке. При этом до настоящего дня нам не были известны какие-либо объемные источники личного происхождения, в которых русские переводчики XVII в. рассказывали бы о своей деятельности или о том, как они воспринимали перипетии большой политики, с которыми сталкивались ежедневно.
Немецкая рукопись, найденная недавно в собрании Библиотеки Академии наук в Санкт-Петербурге, позволяет хотя бы отчасти заполнить эту лакуну. В библиотечной описи рукопись обозначена как «Дневник войны о войне (
В первые годы войны царь Алексей Михайлович, поддержав восставших против Речи Посполитой запорожских казаков, захватил почти всю территорию Великого княжества Литовского и часть украинских земель и добился в 1656 г. выгодного Виленского перемирия. В 1656–1658 гг. Россия вела в Прибалтике боевые действия против Швеции, также претендовавшей на часть польско-литовского государства, но не смогла добиться успеха и вынуждена была в 1658 г. заключить компромиссное Валиесарское перемирие, а в 1661 г. – Кардисский мирный договор. В 1658–1660 гг. русские войска, возобновив боевые действия, потерпели ряд поражений и были вынуждены перейти к обороне, а литовская шляхта и часть запорожского казачества встали на польскую сторону. По завершившему войну Андрусовскому перемирию Россия вернула потерянные в Смутное время Смоленск и Северскую землю, а также присоединила Левобережную Украину и Киев на правом берегу Днепра. За тринадцать лет, прошедших с начала войны, конфликт вышел далеко за пределы польско-литовских земель, а его прямыми или косвенными участниками оказались все ключевые державы Восточной, Южной и Центральной Европы: Швеция, Дания, Бранденбург, австрийские Габсбурги, Османская империя и Крымское ханство[6]
.«Дневник» отразил множество граней этого сложнейшего конфликта. Его автор рассказывает о боевых действиях, поведении русских войск на оккупированных территориях, судьбе польских пленных в России, событиях при царском дворе, порче монеты, восстаниях и политической борьбе в России, Запорожской Сечи и на территории польско-литовского государства, пожарах, вспышках чумы и прочих бедствиях. Многочисленные и подробные сообщения, записанные, как кажется, очевидцем, относятся к приемам иностранных послов в Кремле и переговорам русских дипломатов на посольских съездах с польскими и шведскими представителями. Хотя большая часть сообщений, несомненно, отражает взгляд из Москвы, автор «Дневника» не скрывает своей неприязни к «московитам» и сочувствия к тем, кого он именует «поляками».