Дневник первой любви

– Нетрудно было догадаться, – усмехнулась я. – Очевидно, ты не смогла сдержать себя после того, как Игорь в темной каморке под лестницей ответил «да» на вопрос Риты.

– Допустим, что так. Но я не понимаю, почему на залив с ним идешь ты, а не Ритка. Неужели Игорек купился на твой слезливый дневничок? – И Зоя начала издеваться над моими записями: – Ах, она предчувствует беду! Ах, над ней нависло цунами! Ах, какая необычная у нее любовь! Ах, какие все остальные примитивные!

– Все, что ты говоришь, сейчас уже не важно, Зоя, – ответила я.

– Еще как важно! – не согласилась она. – Между прочим, ты зря оделась.

– Почему?

– Да потому что никуда не пойдешь!

– Как это не пойду? – возмутилась я и очень снисходительно на нее посмотрела.

– А так! Или я не фея?! – И Зоя вдруг с удивительным проворством юркнула за дверь, которую со своей стороны заперла на ключ.

Откуда она его взяла, я не могла приложить ума. Всю нашу смену двери в номера не запирались. Я даже нигде не видела какого-нибудь щитка с ключами. Поневоле можно было заподозрить ее в волшебстве.

– Зойка! Открой! Открой немедленно! – кричала я и билась в дверь, но все было бесполезно. Никто меня не слышал, потому что все были на карнавале в зале, куда наверняка умчалась и злая фея Зоя.

Конечно, через несколько минут к моему номеру подошел Игорь.

– Меня заперли! – крикнула я ему сквозь дверь.

– Кто?

– Зойка! Она в наряде феи! В розовом кружевном платье, в веночке из белых цветов и с хрустальной волшебной палочкой… Вернее, со стеклянной, конечно.

– Я сейчас ее найду! Ты только не волнуйся! – крикнул Игорь, и я услышала шум удаляющихся шагов.

Игоря не было так долго, что я совершенно отчаялась. Наверное, ему ее не найти. Хитрая Зойка наверняка переоделась или спряталась. Я поняла, что совершенно не могу сидеть в номере и ждать у моря погоды. Я подошла к окну и открыла его – рама на удивление легко поддалась. Видимо, окна еще окончательно не закрепили на зиму.

С улицы мне в лицо ударил сильный ветер с дождем, я чуть не захлебнулась ледяной влагой. Потом отдышалась, закрыла лицо руками от дождя, выглянула наружу и огляделась. Прямо под окном стояла скамейка с покатым навесом из волнистого пластика. Я подумала, что если спрыгнуть на этот навес, то это будет совсем и не высоко. Долго размышлять я не стала, взобралась на подоконник, оттолкнулась и прыгнула.

Я точно попала на навес. И если бы не дождь, то все вообще было бы в порядке. Но дождь лил немилосердно. Навес оказался очень скользким, и кроссовки поехали по нему, как по льду. Я скатилась с навеса и упала на газон, больно стукнувшись головой о скамейку и подвернув ногу. Потерев затылок и поохав, я попыталась встать, но боль в ноге оказалась такой сильной, что из глаз брызнули слезы. Я в полном бессилии опустилась обратно в грязь газона и от души разрыдалась.

Не знаю, как долго я корчилась в грязи под дождем, но в распахнутом окне моего номера показались головы Кирилла Михайловича и Игоря.

– Катя! – крикнул Игорь.

– Катюша! Ты где? – крикнул вслед за ним Кирилл Михайлович, вглядываясь в непогоду.

– Здесь я, – прохныкала я от своей скамейки. – Ногу подвернула…

– Держись! Сейчас мы к тебе спустимся! – крикнул начальник лагеря, и его голова исчезла из окна.

Я думала, что Игорь тоже побежит вслед за ним, как полагается, по лестнице и через выход, но он взобрался на подоконник и явно собрался прыгнуть.

– Александров! Не сметь! – услышала я голос Кирилла Михайловича.

Но Игорь все-таки прыгнул. Он оказался ловчее меня и с навеса не соскользнул.

– Ну! Ты как? Александров, ответь! Не томи! – в окне опять показалась совершенно разлохматившаяся голова начальника лагеря.

– Нормально! – крикнул ему Игорь и спрыгнул с навеса ко мне на газон.

– Все в порядке? – еще раз осведомился Кирилл Михайлович.

– В порядке, – махнул рукой Игорь.

– Ну… тогда я сейчас! – опять раздался голос начальника, но мне он был абсолютно неинтересен, потому что возле меня в грязи газона прямо на коленях, не жалея своих модных джинсов, находился Игорь.

Он взял мое грязное лицо в свои не менее грязные руки, посмотрел мне в глаза и сказал голосом, которого я никогда не смогу забыть:

– Катька! Ты сумасшедшая! Я чуть не рехнулся, когда тебя в номере не увидел! Ка-а-атька…

И он начал целовать мое лицо. Если сказать, что в грязи под проливным дождем с вывихнутой ногой я была счастлива, это значит – ничего не сказать. Я была в состоянии эйфории, нирваны или в каком-то другом, названия которому еще не придумали люди. И готова была находиться в нем вечно, но мне не удалось. Над нашими головами раздался страшный грохот, и на газон со скользкого навеса скатился начальник лагеря Кирилл Михайлович Погодин собственной персоной.

– Ну как ты, Катя? – тут же спросил он.

– Нога болит, – ответила я. – Вывихнула, наверное…

Кирилл Михайлович исхитрился поднять меня на руки и понес к даче. Я смотрела только на Игоря, а он на меня.