Дневник Пита (СИ)

Только не сидеть на месте, не позволять мыслям брать верх! ДЕЙСТВОВАТЬ! ДЕЙСТВОВАТЬ! Ближе к вечеру справляюсь о Китнисс. Говорят, она пришла пьяная и упала спать. Значит, я все сделал правильно. Только здравый смысл может сейчас спасти положение. Прочь страх, мы просто должны стать сильнее соперников. Сильнее Капитолия. Прочь чувства, хотя я вижу в глазах Китнисс, что ей очень не хватает мягкого и нежного Пита, которого она знала еще вчера. Увы! Даже дружба с ней теперь будет преступлением, никаких поблажек. Тренировки с утра до ночи, постоянная разработка стратегий, навыков, хитростей. Во имя ее жизни. Постепенно цель становится шире. Пора бы уже отомстить Капитолию за все его зло. Если не победим, то хотя бы вдохновим дистрикты на восстание.

Гейл оказался неплохим парнем. Я многому научился у него за время тренировок. Все чаще я вижу в нем будущего мужа Китнисс. Гейл будет заботиться о ней, когда я погибну на Играх. Нашел его фотографию для своего медальона. Мое тайное оружие, чтобы спасти Китнисс.

Я доволен результатом, теперь реальный шанс на победу есть. Но есть одно «но», которое порой заставляет меня вечерами безвольно падать в кресло: что бы я ни делал, Капитолий ни за что не позволит выжить ни мне, ни ей… Каждое утро я гоню эту мысль как можно дальше и клянусь, что сделаю все, что в моих силах для ее спасения, а там уже пусть случится, то, что должно случиться.

Поезд несет нас навстречу смерти. Я смотрю на смерть предыдущих трибутов на экране. Изучаю теперь уже не движения, а мысли своих будущих соперников. Позади Китнисс. Наверное, кошмары усиливаются перед Бойней. Наконец, я разрешаю себе чувствовать: раскрываю объятья для самой любимой во всей Вселенной девушки. Боюсь, что не смогу собраться, не смогу разжать этих объятий, не смогу расстаться с ощущением безграничного счастья, которое вспыхивает во мне от ее близости. Пожалуй, сейчас бы самое время умереть. В минуту счастья. Слово смерть в последнее время стало таким обыденным, что я даже переставал осознавать его истинный смысл.

Мне так безоблачно хорошо, что я не в силах первым разорвать наши объятья. Да что там. Я даже не могу оторвать губ от ее волос. Интересно, думает ли она сейчас о смерти или о нашем любовном треугольнике? Даже вспомнить смешно. Или, может, как и я просто упивается нашими объятьями?

А потом мы уютно садимся на диван и смотрим на такую обыденную для нас, искалеченных подростков, смерть.

В тренировочном центре нас ждут костюмы и грим, колесницы, сотни камер, тысячи зрителей и президент Сноу. Мне становится смешно: столько всего, чтобы убить двух неугодных подростков. Не проще ли было бы устроить обычную казнь, дешевле все-таки. И как же вся эта ситуация страшно мешает Сноу спокойно сидеть среди своих роз, потягивая вино. Меня развеселил тот факт, что этот изверг наверняка провел без сна не одну ночь, судорожно соображая, чем нас добить.

А между тем, мы стали сильнее. В отличие от прошлого года, теперь мы боремся сообща, и это внушает уверенность. В лифте я даже подшучиваю над Китнисс. Какая она совершенная, любовь моя!

Но расслабляться не приходится: новый удар Сноу. И опять по Китнисс… Дарий.

Хочется утешить Китнисс, сжать в объятьях, но она закрылась от меня. Надолго, учитывая сколько нам осталось. И только перед индивидуальным показом она позволяет хоть как-то поддержать ее. Наши пальцы сплетаются, я вновь обретаю уверенность, готовность двигаться дальше. Индивидуальный показ сближает нас еще больше, мы оба в глубине души понимаем, что смерть практически неизбежна, и на пороге этой пропасти хотим только одного – быть вместе.

Все прежние клубки мыслей исчезли, оставив ясность в голове. Впервые в жизни я не хотел больше, чем у меня было.

Только тепло и свет. И эта гармония не только оттого, что я с ней, но и потому что ей хорошо. Она безмятежно спит в моих объятьях. Как же это здорово! Можно сказать, что это главное мое достижение: я один могу защищать ее от кошмаров.

Ее руки крепко сжимают мое тело. Я смотрю на ее все еще детское лицо. Наблюдаю за тем, как солнечный луч, ударившись о стену, медленно-медленно укорачивается. Он касается ее подушки, в другом месте пересекает сжатую в колене ногу, выбившуюся из-под скомканного одеяла. Как бы спокойны не были ее сны, Китнисс довольно сильно ворочается. Иногда я просыпаюсь от того, что она грубовато устраивается поудобнее или ложится на мою руку так, что та к утру начинает ныть. Моя милая девочка…

И вот она приподнимает голову и сонно озирается вокруг. Проснулась.

- Ни одного кошмара, - говорю я.

- Ни одного, - подтверждает она, положив голову на мою подушку и вновь закрыв глаза. Испуганное поначалу лицо приобретает прежний спокойный вид, на губах блуждает переменчивая улыбка.

Целый день наш, только наш. Он полон романтики, безмятежности, спокойствия, понимания, заботы. Возможно даже любви… Ну немножко. Лучший день в моей жизни. Подумать только, я провел его в Капитолии.