Дневник пленного немецкого летчика. Сражаясь на стороне врага. 1942-1948

«Разумеется, мы ничего не сможем изменить, находясь здесь», — говорили нам офицеры. Правдой было и то, что наша пропаганда могла хоть что-то изменить в Германии и в немецкой армии только при условии, что все военнопленные, особенно офицеры, присоединятся к нам. А пока у нас не было свободы перемещения внутри лагеря, русские не особо давали комитету возможность работать. Тираж газет и листовок был ничтожно мал, его нельзя было сравнивать даже с тем количеством листовок, которые немецкие летчики сбрасывали в районе Харькова в мае 1942 года^{49}К тому же фронтовые пропагандисты из антифашистской школы в целом были не способны грамотно составить текст листовки. Они пользовались лишь затертыми клише и языком оскорблений. Целью Национального комитета было сделать так, чтобы пропагандой занимались не только одни коммунисты и их сторонники. Но большинство пленных воспринимали эту цель без всякого восторга. Многие боялись, что их родственники подвергнутся репрессиям, мысль о чем мне лично никогда не приходила в голову. И в то же время офицеры не удосуживались сделать умозаключения о том, что же должна представлять собой система, которая, как они думали, способна на подобные вещи.

5 сентября 1943 г.

Национальный комитет размещается в относительно целом современном здании с центральным отоплением, водопроводом и прекрасно обставленными комнатами. Этот дом стоит в небольшом лесу, больше похожем на парк, на крутом берегу реки Клязьмы, небольшом притоке Москвы-реки^{50}. Это самая дальняя точка, куда сумели продвинуться немецкие войска во время наступления на Москву с северо-запада в декабре 1941 года. Здесь все еще сохранились окопы, а на зданиях видны следы от взрывов ручных гранат.

Сюда из разных лагерей прибыло около сотни офицеров, в том числе много штабных, желающих вступить в наш союз офицеров. Самыми известными из них являются полковник Штейдле, полковник фон Ховен, майор Бехлер, майор фон Франкенберг, полковник Кзиматис, полковник Пикель, майор Бюхлер и другие. Прибыло несколько военных юристов и врачей, лейтенанты из резерва, такие как преподаватели вузов Герлах, доктор Грей-фенхаген, доктор Аррас, доктор Вилимциг, школьные учителя, юристы.

Кроме этого, вчера здесь неожиданно появилась колонна автомобилей, на которой прибыла группа из шести генералов. Впереди маячила массивная прямая фигура седоволосого Вальтера фон Зейдлица^{51}, командира 51-го корпуса. За ним шли командиры дивизий Эдлер фон Даниэльс, Мартин Латман, Корфес, Хельмут Шлемер и фон Дреббер. Русские перевезли их сюда из «генеральского» лагеря под Ивановом, несмотря на то что те не желали иметь с нами ничего общего. Они не отвечали на наши приветствия при встрече, предпочитали общаться только с теми офицерами, которых знали лично и по рекомендации которых русские отделили их от остальных генералов. Несмотря на то что вновь прибывшие рассматривали нашу деятельность как предательство, те из офицеров, что знакомы с ними, думают, что со временем мы сумеем их переубедить.

Зейдлица считали явным любимчиком Гитлера. Под его командованием был развязан мешок под Демянском, за что он получил дубовые листья к своему кресту^{52}. Позднее, когда стало понятно, что армия под Сталинградом попала в окружение, он вручил Паулюсу меморандум, составленный начальником своего штаба, в котором призывал к немедленному прорыву, «при необходимости, даже вопреки приказу Гитлера».

У Зейдлица уже был опыт боев в окружении, который, возможно, подтолкнул его на тот импульсивный шаг. Теперь между Зейдлицем и Паулюсом наблюдалось что-то вроде соперничества, поскольку Зейдлиц пытался убедить своего командующего предпринять решительные шаги. Паулюс считал, что после своего меморандума Зейдлиц как командующий войсками на северном участке перешел в прямое подчинение к Гитлеру и что он беспрекословно повиновался приказам фюрера. После этого руки самого Паулюса оказались связаны. Поступившее из 51-го корпуса в январе предложение об одновременном прорыве на всех участках Сталинградского котла означало самоубийство всей армии.

Правду обо всем этом, наверное, уже не удастся выяснить никогда. О Зейдлице в 6-й армии было принято говорить без всякого почтения. Это означало, что его демарш не нашел поддержки среди офицеров.

Генерал Латман любил подчеркивать свою принадлежность к национал-социалистической партии. Будучи преподавателем артиллерийской школы в Йютербоге, он был известен своими придирками к офицерам, не читавшим «Майн кампф». Об этом его пунктике знал каждый. Подчиненные дали генералу кличку Павлин за его напыщенный вид.

Шлемер был одним из самых известных и популярных в 6-й армии командиров дивизии^{53}. О Дреббере мы не знали почти ничего, за исключением того, что он когда-то служил в полиции города Ольденбурга.

Самой противоречивой фигурой среди генералов был Элдер фон Даниэльс. Ходили самые нелицеприятные слухи о том, что творилось в его штабе из-за слабости, которую генерал питал к вину и женщинам.

7 сентября 1943 г.