В это утро я чуть не упал с кровати, когда в комнату вдруг с криками ворвался Зейдлиц, который стукнул по столу кулаком так, что задрожали стекла окон, и проревел:
— Поскольку там будут Циппель и Гольд, о моем участии не может быть и речи.
Циппель был немецким коммунистом, дезертировавшим из армии в июне 1941 года. Сейчас он занимал пост секретаря в Национальном комитете. Гольд, еще один коммунист и дезертир, как-то помог русским диверсантам в немецкой форме взорвать один из штабов в Великих Луках. За это он получил советскую награду. Позже о его заслугах в напыщенном стиле писали в газете для военнопленных. Наверное, русские полагали, что это должно было убедить пленных в том, что Красная армия действительно является интернациональной. Действовать в одной команде с дезертирами, даже если они являются дезертирами по политическим соображениям, для генералов было неприемлемым. Но ко всеобщему огромному удивлению, к обеду распространилась новость, что генералы фон Зейдлиц, Латман, Шлемер, Корфес и Э. фон Даниэльс приняли решение участвовать в собрании, посвященном созданию Союза немецких офицеров. Подробности о том, что заставило Зейдлица и других генералов настолько резко изменить свое мнение, так и остались неизвестным. Самым сложным пунктом в переговорах с этой группой был вопрос о необходимости разложения в немецких вооруженных силах. Генералы не желали принимать участие в пропагандистских мероприятиях, направленных на разложение армии. А под это определение у них подпадал любой призыв к невыполнению приказов командования, изложенный в нашем манифесте, лозунги о создании подпольных групп (что вызывало у них неприятные воспоминания о солдатских комитетах 1917–1918 годов), стремление с боями пробить себе путь назад на родину под новыми знаменами, которое генералы расценивали как попытку развязать гражданскую войну и бросить страну в пучину анархии. Самое большее, на что соглашались эти люди, было обращение к представителям командования вермахта с призывом, чтобы те «потребовали от Гитлера ухода в отставку», а затем начали переговоры о перемирии. Им нужна была не народная революция, а дворцовый переворот в верхах. Наверное, в конце концов, их убедил тот аргумент, что ничто так быстро не ведет к разложению в немецкой армии, как сам Гитлер, что они рискуют потерять любое влияние в процессе создания нового мира, если откажутся участвовать в свержении его режима. Произнесенная Сталиным незадолго перед Сталинградской битвой речь тоже должна была оказать свой эффект. В ней он заявил, что никто не стремится к уничтожению или разоружению немецкой армии. Эти слова немецкие коммунисты трактовали как приглашение немецким генералам к сотрудничеству с Красной армией, свержению Гитлера и смене ориентации на Восток.
В любом случае теперь путь к созданию Союза немецких офицеров был открыт. Зейдлиц в сопровождении нескольких офицеров вместе с Вильгельмом Пиком собрались отправиться в генеральский лагерь, где они попытаются убедить Паулюса и остальных генералов последовать своему примеру.
Майор фон Франкенберг рассказал нам о результатах поездки в генеральский лагерь. Зейдлиц и сопровождающие прибыли в лагерь поздно вечером, когда все генералы уже отошли ко сну. Они выбежали в коридор прямо в пижамах и ночных рубашках и, полные любопытства, окружили приехавших. Зейдлиц был настолько взволнован, что смог только выкрикнуть: «Таурогген, Таурогген!» Но призрак Йорка оказался не в состоянии убедить в чем-то собравшихся генералов[3]
.Ничего не удалось сделать и на следующий день, когда сторонники Зейдлица вновь предприняли более серьезную попытку убедить Паулюса и его подчиненных в необходимости действовать. Паулюс продолжал жестко придерживаться позиции, что в данных условиях невозможно правильно оценивать обстановку, что ничто не ставит военные действия под угрозу поражения так, как преждевременное выступление. Они совсем не обращали внимания на Пика, который пытался предъявить генералам свой мандат депутата последнего законно избранного состава рейхстага. Итак, завтра церемония основания Союза немецких офицеров состоится без Паулюса и его сторонников.
Мы стояли в большом зале здания Национального комитета. На стенах мерцали цвета имперской Германии. За столами, поставленными в длинные ряды и покрытыми скатертями с цветами, собрались сотни офицеров-военнопленных. В зале было тесно, пробиться куда-то между столами было практически невозможно.
Наконец зазвучали первые речи. Штабные генералы и офицеры откровенно и критически обсуждали сложившуюся обстановку, говорили о целях создания союза. Во всех речах безжалостно обличали Гитлера. Каждый невольно думал о том, что радио передаст его обращение на фронт и в немецкие города, все надеялись, что немцы прислушаются к нашим призывам и присоединятся к нам. Союз немецких офицеров приступал к работе!